Он помолчал. А затем спросил с вызовом:
– А не будет ли с нас разговоров? Вчера не наговорилась, что ли? Я, знаешь ли, с дамочками вроде тебя не сильно жажду общаться. Я вообще могу сказать, что в первый раз в жизни тебя вижу.
– Кому? – резко спросила я. – Кому ты это хочешь сказать?
– То есть как?
– Почему ты так уверен, что в ближайшее время тебя кто-то спросит о том, как давно ты меня знаешь? Ну?
– Да пошла ты…
– Ах, какой кавалер! Какой слог, какие слова! Впрочем, ты и вчера не слишком отличался вежливостью. И сделал все для того, чтобы я воспылала к тебе вполне понятным отвращением. Странно, правда? Идешь соблазнять женщину – а ведешь себя с нею как последний хам!
– И что? Ты мне просто не понравилась, ясно? Между прочим, так бывает, и очень часто! Ну, не понравилась баба, вот и решил от нее избавиться. А как это лучше всего сделать? Да так, чтобы она тебя сама же и прогнала.
– Не получается. Хотел бы от меня избавиться – оставил бы нас еще в клубе. А ты и в гости ко мне навязался, и там еще сидел, пока тебя не выставили открытым текстом. Зачем?
– Да просто так, вечер убить – устраивает?
– Нет. И знаешь, почему? Потому что человек, работающий в таком солидном заведении на такой хорошей должности – я ведь не ошибаюсь, раз ты имеешь отдельный кабинет и секретаршу, значит, у тебя хорошая должность, – так вот, такой человек не будет подрабатывать тем, чтобы охмурять по вечером одиноких дам, которым не хватает мужского внимания. Это совершенно точно! А потому – рассказывай, какую игру ты вел и с кем, когда отправлялся на свидание со мной и моей подругой. Я хочу знать все!
– Знавал я как-то одного малого, который тоже хотел «знать все», – задумчиво протянул Николай, к которому очень быстро вернулась былая самоуверенность. – Очень был любопытный малый, прямо такая у него тяга к знаниям наблюдалась… теперь бы, наверное, уже до доктора наук дошел. Да вот беда – убили беднягу…
С этими словами он вдруг как-то коротко и резко развернулся, затем подался назад и вперед, и последнее, что я увидела и запомнила в этот длинный день, был здоровый белый кулак, со скоростью боевого снаряда летевший к моей голове.
И наступила темнота.
Когда я очнулась, то долго не могла понять, открыты или закрыты у меня глаза – такая полная, ослепляющая темнота стояла вокруг. Ни одной щели, ни одного лучика света, пусть даже похожего на иголочку, который бы мог просочиться в эту щель.
Темнота – но не тишина: откуда-то из другого угла подвала (спину холодил каменный пол, и в воздухе чувствовался запах сырости и затхлости, свойственный только подвалам) доносился чей-то плач. Вернее, приглушенные всхлипывания.
– Ой, мамочка… ой, мамочка… ой, мамочка… – тоненько, через равные промежутки времени вскрикивала Дашка. Я узнала ее по голосу.
При первой же попытке пошевелиться я поняла, что руки и ноги у меня связаны. Похоже – скотчем. Еще одна широка полоска залепляла мне рот от уха до уха.
– Мммм…
– Ой, мамочка!
Несмотря на темноту, я уловила чье-то движение. Кто-то живой и тяжелый шевельнулся в нескольких шагах от меня. Даша?
Чтобы убедиться в этом, надо было ее позвать, а чтобы позвать, требовалось освободиться от скотча. Это было не так сложно, как кажется: меня всегда удивляли эти беспомощные жертвы в американских боевиках, которые только глупо таращили глаза и начинали пускать слезу сразу же, как только им залепляли рот скотчем.
Я много раз, сидя перед телевизором, думала – как это глупо. Вместо того чтобы рыдать и думать о том, что «кончена жизнь», в этом случае надо было просто включить логическое мышление: ведь основу любой клейкой ленты составляет полиэтилен, который, как известно, очень эластичен, а значит, при некотором напряжении сил его можно попытаться отодрать, разорвать или растянуть.
Я сделал глубокий вдох и, несколько раз перевернувшись, как куль с мукой, откатилась к стене. Или нет? Судя по шершавой и ребристой поверхности, в которую я ткнулась щекой, передо мной были упаковочные ящики. Прекрасно! Упершись в них головой и плечами, я подтянула к себе колени и вскоре устроилась – даже вполне уютно.
– Эй… – тихо позвала Даша.
Я что-то промычала.
– Эй, как тебя… даже не знаю, как зовут… Ты жива, да? Ты что делаешь?
Ну и глупая все-таки девка! Помощи от нее можно дожидаться вплоть до дня Страшного суда.
Осторожно ощупывая щекой поставленные друг на друга ящики, я наконец наткнулась на то, что искала: торчавший тонкий гвоздь или скрепку, которым скрепляется тара. Ура! Полдела сделано: следующую минуту я потратила на то, чтобы, обдирая кожу, подцепить край скотча острием гвоздя и располосовать ленту на лоскутки. Ффу!
Положение по-прежнему оставалось незавидным, но теперь я могла говорить, а это уже было кое- что.
– Даша! – тихо позвала я в темноту, отплевываясь от кусочков целлофана, лезших мне в рот.
– Ой, мамочки!!!
– Не кричи. Можешь ориентироваться по голосу? Ползи сюда.
Она вздохнула и зашуршала, передвигаясь неловко, как медвежонок. Наконец я почувствовала рядом с собой ее горячее дыхание.
– У тебя зубы хорошие?
– Что?
– Зубы, говорю, у тебя хорошие? Стоматолога посещаешь регулярно?
– А…
– Грызи!
– Что?
– Скотч грызи! У меня на руках!
Тяжело перевернувшись на живот, я подставила ей руки, схваченные у запястий все тем же скотчем. Правда, на этот раз задача была посложнее – девочке предстояло разорвать зубами сразу несколько слоев липкой ленты, которая к тому же отличалась завидной крепостью и толщиной.
Она не сразу сообразила, что от нее требуется: пришлось повторить еще раз. Только тогда Даша склонилась надо мной.
Всхлипывая, она рвала зубами мои путы, и через пару минут стало понятно, что ей это удалось. Вскоре я уже разминала затекшие руки.
– А я? – всхлипнула Даша.
– Погоди.
Чтобы освободить Дарью, понадобилось еще меньше времени. Наконец она тоже могла двигать руками. Еще несколько минут – и мы встали на ноги.
У меня саднила поцарапанная о стенку ящика щека, ныли обломанные ногти, душу тяготило сознание того, что опять я вляпалась во что-то грязное и страшное. Но все-таки я уже не валялась на истоптанном подвальном полу, перехваченная в трех местах клейкой лентой, как бесполезный рулон бумаги!
– Где мы? – спросила я Дашу.
– В подвале.
– Это понятно. В подвале чего?
– Клуба… «Голубого топаза»…
– Ясно. И как мы сюда попали?
– Ну, как… – плачущим голосом начала Дашка. – Когда Лебедянский тебе… тебя… когда он ударил, ты как подкошенная свалилась. Прямо ему под ноги! А он свистнул охрану и приказал взять тебя и… и меня…
