— А где ты мог его видеть?
— Не знаю. Возможно, в армии.
— Ты служил с ним вместе?
Кир запрокинул голову, вспоминая.
— Я помню всех, кто был в моей центурии, в лицо и по имени. Если я и служил вместе с ним, то за это время его внешность должна была сильно измениться. И имя он наверняка сменил.
— А зачем?
Кир привязал молитвенный шнурок к поясу, видимо решив, что на сегодня хватит.
— Возможно, он был очень молод в те времена, когда я знал его. А может, он стал членом какой- нибудь тайной военной или религиозной организации и смена имени была ему необходима. В таких случаях изменение внешности и имени символичны: они знаменуют расставание со старой жизнью и принятие новых обязанностей и ценностей.
Калай на мгновение задумалась. Это очень напоминает крещение в христианстве, подумала она.
— А что за тайные военные организации?
Опустив голову, Кир принялся тереть виски.
— Все, что я могу тебе сказать: их немало, а те, кто в них состоит, полагают, что рай осенен мечом.
— Думаешь, этот Лука — важная персона в такой организации?
В ответ Кир бросил на нее суровый взгляд, явно означавший, что такое может быть известно лишь очень немногим.
Калай отпила воды. Приятная на вкус, слегка пахнет сырой землей.
— Мужчины любят важничать и кичиться, когда хотят произвести впечатление на женщину. Много выпивают, бравируют своей значимостью. А потом разглашают всякие тайны в процессе интимного общения.
Подождав, пока Кир осознает смысл ее слов, она отпила еще глоток воды.
— Как ты думаешь, руководит всем этим римлянин?
— Наверняка. Между Римом и Египтом всегда были натянутые отношения, и я могу лишь догадываться, что главный здесь — Сильвестр, епископ римский.[66]
— Кто он такой?
— Правая рука императора Константина.
— То есть слуга императора?
— Да.
Встав, Кир пошел к пруду, чтобы зачерпнуть воды чашкой. При его крупном телосложении он двигался бесшумно и изящно, как леопард. Пропитанное потом белое одеяние и черные волосы были покрыты пылью, но сквозь них Калай легко угадывала мощные мышцы, играющие при каждом движении.
Калай легла на бок и положила голову на ладонь, упершись локтем в землю. Заратан захрапел, а Варнава перевернулся на другой бок.
Она кивнула в сторону Варнавы.
— Удивительно, что этот старый монах не попытался остановить нас, когда мы допрашивали Луку.
— Я тоже удивился. Ждал, что он вмешается, — ответил Кир, возвращаясь с чашкой воды в руке и садясь.
— Он решил пощадить твои чувства? — напрямик спросила Калай.
— Неужели тебя никто никогда не учил деликатности? — ответил вопросом Кир, закрыв глаза, словно пронзенный внезапной болью.
— В дальней дороге людям надо быть откровеннее друг с другом, — сказала она, пожав плечами.
Кир отхлебнул воды.
— Не знаю. Никогда не пытался.
— Наверное, ты всегда боялся обидеть других, а я тварь.
— Я так не думаю.
Они долго смотрели друг на друга. На его лице отразилась целая гамма переживаний. Потом, недовольный своим проявлением эмоций, он отвернулся.
— Прости меня, — тихо сказал он.
— За что?
— Я знаю, что ты не любишь, когда на тебя пялятся.
— Что ж, с этим ничего не поделаешь. Я самая красивая женщина из всех, кого ты когда-либо видел.
Последнюю фразу ей говорили, наверное, не одну тысячу раз за ее жизнь.
Уголки глаз Кира насмешливо скривились.
— На самом деле — нет.
Калай отстранилась с оскорбленным видом.
— Значит, мне незачем беспокоиться, что как-нибудь ночью ты захочешь залезть ко мне под одеяло? — спросила она после паузы.
Кир улыбнулся.
Калай допила воду и отставила чашку в сторону. Чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее становилось взаимное притяжение, хотя он хорошо маскировал это. А вот что касается ее…
Пауза затянулась, и Кир нахмурился, глядя на глиняную чашку с отбитыми краями в своей руке.
— Если бы все было так просто… Но и я, и ты знаем, что это не так. Можно, я кое-что расскажу тебе? Это может облегчить наше общение.
— Конечно. Я вытерплю отказ.
Казалось, прежде чем он заговорил, прошла целая вечность.
— Когда-то у меня была Я до сих пор тоскую по ней. Что самое мучительное — она посещает меня во снах. Мы говорим. Смеемся. Даже сказать тебе не могу, как я жажду вновь ощутить ее нежное прикосновение.
Кир стиснул зубы.
— Иногда я смотрю на тебя…
Он умолк.
— Как ее звали? — осторожно спросила Калай.
— Спес.
— Как римскую богиню?
— Да.
— Эта женщина была красивее меня?
— Да, была, — ответил Кир.
Его глаза наполнились застарелой мукой. Боль в его голосе ранила ее в самое сердце.
— У нее были рыжие волосы, как у меня?
Он кивнул.
Сколько раз она слышала такое:
«Ты похожа на мою первую любовь… мою покойную жену… женщину, которой у меня никогда не было…»
И все эти слова всегда произносились голосом, полным муки.
— Тогда вполне естественно, что я напоминаю ее тебе, — сочувственно сказала Калай. — Но я не она. И ни одному мужчине на земле не придет в голову назвать меня нежной, Кир. А теперь, когда ты понял, что твое сердце просто очень сильно привязалось к надежде, отпусти ее.
— Я пытаюсь.
— Я знаю, кто ты такой. Ты отважный воин, — сказала она, протягивая руку и игриво хлопая его по щеке. — Ты победишь меня.
Она встала.
— А теперь пора спать. И не иди за мной.
