деревьев и столбов ограды.
Мистер Грейвзенд молчит, не зная, что предпринять теперь. В его планы входило поймать меня, но дальше они не простирались. Более того, он не ожидал обнаружить здесь Чарли.
Я вытягиваю термос из кармана куртки. В другом кармане у меня припасены металлические кружки.
– Мы как раз собирались выпить горячего шоколада. Присоединитесь?
– Можете взять мою чашку, – говорит Чарли. – Мы с папой будем пить из одной.
Он обдумывает предложение, прикидывая, можно ли расценить его как взятку.
– Итак, у меня два пути, – произносит он ясным, мягким голосом, – либо я арестовываю вас, либо пью ваш шоколад.
– Мама предупреждала, что нас арестуют, – пищит Чарли. – Она говорила, что мы сумасшедшие.
– Напрасно вы не послушались свою маму.
Я протягиваю сторожу кружку, другую отдаю Чарли.
– С днем рождения, тетя Грейси, – говорит она.
Мистер Грейвзенд бормочет что-то подходящее к случаю, все еще ошеломленный скоростью своей капитуляции.
В этот момент я замечаю две приближающиеся коробки, а под ними – черные леггинсы и сникерсы.
– Это мама. Она стояла на стреме, – комментирует Чарли.
– Она явно не сильна в этом деле, – отвечает мистер Грейвзенд.
Джулиана бросает коробки на землю и издает изумленный писк – совсем как Чарли.
– Не волнуйся, мама, на этот раз тебя не арестуют.
Сторож поднимает брови, а Джулиана беспомощно улыбается. Мы пускаем горячий шоколад по кругу и заводим светскую беседу. Мистер Грейвзенд сообщает нам о писателях, художниках и коммерсантах, похороненных на кладбище. В его устах они кажутся старыми добрыми друзьями, хотя большинство из них умерли лет сто назад.
Чарли подбрасывает ногами листья, но вдруг замирает. Она смотрит вниз, на канал. Зажгли прожекторы, а на берегу раскинули белую палатку. Время от времени видны вспышки фотоаппаратов.
– Что происходит? – спрашивает Чарли, желая спуститься поближе и посмотреть.
Джулиана подходит к ней и нежно обнимает, кладя руки дочери себе на плечи.
Чарли смотрит на меня, а затем на сторожа.
– Что они делают?
Никто ей не отвечает. Вместо этого мы молча смотрим на канал, подавленные неприятным предчувствием. В воздухе стало холоднее. Пахнет сыростью и распадом. Противный металлический скрежет в далеком порту кажется криком боли.
По каналу плывет лодка. Люди в желтых флюоресцирующих жилетах наклоняются за борт, просвечивая воду фонариками. Другие цепью медленно идут по берегу, опустив головы, осматривая дюйм за дюймом. То и дело кто-нибудь останавливается и нагибается. Другие ждут, чтобы не разрывать цепь.
– Они что-то потеряли? – спрашивает Чарли.
– Тшш, – шепчу я.
Лицо Джулианы осунулось и побледнело. Она смотрит на меня. Пора домой.
В этот момент к палатке подъезжает машина коронера. Задние дверцы распахиваются, и двое мужчин в спецовках вытаскивают складные носилки.
За моим правым плечом полицейская машина въезжает через ворота на кладбище с включенной мигалкой, но без сирены. За ней следует вторая.
Мистер Грейвзенд уже шагает к парковке и дому сторожа.
– Пойдемте, нам пора, – говорю я, выплескивая остатки холодного шоколада.
Чарли все еще ничего не понимает, но догадывается, что надо вести себя тихо.
Я открываю дверцу машины, и дочь проскальзывает внутрь, спасаясь от холода. Поверх крыши я вижу, как в восьмидесяти ярдах от нас сторож разговаривает с полицейскими. Руки указывают на канал. Появляются блокноты. Фиксируются детали.
Джулиана садится на место пассажира. Она хочет, чтобы вел я. Моя левая рука дрожит. Чтобы унять эту дрожь, я покрепче хватаюсь за рычаг передач. Когда мы проезжаем мимо полицейских машин, один из детективов поднимает взгляд. Это человек средних лет, с рябыми щеками и сломанным носом. На нем мятое серое пальто, а на лице его – циничное выражение, словно он делает все это в тысячный раз, а легче не становится.
Наши взгляды встречаются, и он смотрит прямо сквозь меня. В его глазах не видно ни света, ни улыбки, ни эмоций. Он выгибает бровь и склоняет голову набок. Но я уже проезжаю мимо, все еще сжимая рычаг в попытке найти вторую передачу.
Когда мы подъезжаем к выходу, Чарли выглядывает в заднее окно и спрашивает, приедем ли мы на следующий год.
3
По утрам я хожу на работу пешком через Риджентс-парк. В это время года, когда температура падает, я натягиваю на себя ботинки с нескользящей подошвой, шерстяной шарф и хмурое выражение лица. Забудьте о глобальном потеплении. По мере того как я старею, мир становится холоднее. Это факт.
Солнце, как бледно-желтый шар, плывет в сером небе, любители утренней пробежки минуют меня, наклонив головы, их кроссовки оставляют мокрые следы на асфальте. Предполагается, что садовники должны высаживать луковицы на зиму, но в их пустые тележки набирается вода. Я вижу, как сами они курят и играют в карты в своих служебных сарайчиках.
Проходя по мосту Примроуз-хилл, я смотрю на канал. Одинокая лодка пришвартована у набережной, туман клубится над рекой, как дым.
Что искали полицейские? Кого они нашли?
Вчера вечером я смотрел новости по телевизору, а сегодня утром слушал радио. Ничего. Я знаю, это всего лишь нездоровое любопытство, но какая-то часть меня чувствует, что я был свидетелем если не самого преступления, то хотя бы его последствий. Это похоже на криминальную хронику, когда полиция просит откликнуться всех, знающих хоть что-нибудь о каком-то человеке. Этим человеком всегда оказывается посторонний, а не те, кого мы знаем.
Начинает накрапывать мелкий дождь, влага пропитывает мою куртку, и я продолжаю путь. Башня Почтамта словно выгравирована на фоне темного неба. Это один из ориентиров, помогающих людям передвигаться по городу. Улицы заканчиваются тупиками, сворачивают и изгибаются безо всякой логики, но башня возвышается над прихотями городской застройки.
Мне нравится вид Лондона в этом ракурсе. Так город все еще выглядит вполне величественным. Только подойдя поближе, видишь распад. Но, держу пари, то же самое можно сказать обо мне.
Мой кабинет находится в пирамиде из белых блоков на Грей-Портленд-стрит, спроектированной архитектором, который черпал вдохновение в своем детстве. Снизу здание выглядит незавершенным, и мне все время кажется, что вот-вот появится подъемный кран и вставит на место несколько недостающих блоков.
Подходя к крыльцу, я слышу автомобильный клаксон и оборачиваюсь. К тротуару подъезжает ярко- красная «феррари». Водитель, доктор Фенвик Спиндлер, поднимает руку в перчатке и машет мне. Фенвик похож на юриста, но на самом деле управляет отделением психофармакологии в больнице Лондонского университета. Он также имеет частную практику и дает консультации в соседнем с моим кабинете.
– Доброе утро, старик! – кричит он, оставляя машину посреди тротуара, так что людям придется выходить на дорогу, чтобы обогнуть ее.
– Ты не боишься штрафа за парковку?
