«Загнали парня, — думал я по дороге. — В самый угол».
Вася Погорелов учился в автодорожном. Как и я, на заочном. Мы вместе поступали. Зачем он туда пошел — непонятно. На мотоцикле он не ездит, машины не знает. Будет дорожником. Он напористый парень. Но известен он не этим. Известен Вася на заводе тем, что на него пялятся все девочки. И недаром. Есть на что посмотреть. Говорят, его художники приглашают. В институт. Чтобы голым его рисовать. Плечи у него как у Жаботинского, а талию можно охватить двумя ладонями. Глаза темные, с поволокой, волосы пшеничные, как от перекиси, но они у него настоящие и в крупных кольцах. Будь здоров. И характер такой, что ни одной не пропустит. Орел.
Я снова вспомнил, как он, не оглядываясь, буркнул: «Я на ней женюсь, разговор окончен», и громко, по-дурному загоготал. Толстая немолодая тетя, по-моему из конструкторского, шла мне навстречу. Она обиженно повертела пальцем возле виска. Псих, мол. Она подумала, что это я над ней.
К нам в инструменталку поступила новая девочка. После десяти классов. Внучка бывшего главного инженера. Он ушел на пенсию. Зиночка с тонкой и стройной шейкой, с ясными, беззащитными глазками. Такая нежная, что, кажется, прикоснись к ней пальцем, и на коже у нее останется пятно. И сразу стала ходить к термоконстантному, чтоб хоть посмотреть на Васю. Его предупреждали: «Не лезь», «Не трогай», «Молодая», «Поломаешь». Как говорит моя мама: «Дiвчину й шкло легко зiпсувати, та важно направити».[3] Весь термоконстантный бурлил, там самая наша аристократия. Тюху- матюху на «Финиш», на сборку шпиндельных барабанов или направляющих поперечных суппортов не поставят. Говорят, Васе даже по зубам дали. И все равно не помогло. И вот тогда-то за него по-настоящему принялись. «Разговор окончен». Финиш.
После работы ко мне приехал Виля. На своем такси. Мы собирались показать Сергею Аркадьевичу Киев. Чтоб он посмотрел его по-настоящему.
Мы уже выходили, когда пришел Вася за своими задачками. Я его познакомил с Сергеем Аркадьевичем и Вилей.
— Я тебя сразу узнал, — сказал Вася. — Мне Рома о тебе говорил.
— Очень приятно, — ответил Виля. — Потому что еще древнегреческий философ-материалист Фалес указывал: «О друзьях нужно помнить не только в их присутствии, но и в их отсутствии». — Виля нам подмигнул, и мы припрятали усмешки. — Что же он рассказывал? Хорошее или плохое?
— В общем… хорошее… — смешался Вася. — Что вы давно дружите…
— Это верно, — подтвердил Виля. — Еще древнегреческий философ и выдающийся поэт Гесиод говорил: «Друзей то и дело менять не годится».
— И так у тебя на каждое слово цитата? — удивился Вася.
— На каждое. Таким путем я внедряю философию в жизнь. Потому что еще древнеримский философ Луций Анней Сенека…
— Виля тебя разыгрывает, сказал я Васе и отдал ему тетрадку.
— Все понятно? — спросил Вася.
— Вроде все… А ты сам решал?
— Сам. Я люблю это дело.
— Что «это»? — заинтересовался Сергей Аркадьевич.
— Сопромат.
Он бегло просмотрел задачи, прищурился.
— Вы где учитесь? — спросил он у Васи.
— В автодорожном.
— Какую специальность собираетесь избрать?
— Думаю строить дороги.
— Правильно, — сказал Сергей Аркадьевич. — Перспективное дело. Закончите, приезжайте ко мне, в Новосибирск. У нас большие масштабы. Есть где развернуться.
— Спасибо, — сказал Вася. — Только я не думал… Может, и приеду. А как я вас найду?
Сергей Аркадьевич вынул из бокового кармана пиджака бумажник, достал из него картонный прямоугольник и дал его Васе.
— Это вам будет пропуск, по которому вы всегда сможете ко мне попасть, — сказал он.
Визитная карточка? Я до этих пор никогда не видел визитных карточек, но это была явно она.
Вася прочел то, что на ней было напечатано, и посмотрел на Сергея Аркадьевича с нескрываемым почтением.
— Хорошо. Спасибо. Может, действительно приеду.
Вот уж никогда не думал, что вопросы подбора и расстановки кадров решаются таким путем.
— Тебе куда? — спросил я у Васи. — У нас машина. Можем подвезти.
— Нет… Меня внизу ждут…
— Можем подвезти и ту, которая «ждут».
— Нет… нам тут недалеко.
Перед домом Васю ждала Зина. Красивая немыслимо. Она отвернулась, сделала вид, что не замечает ни нас, ни своего Васю.
— Дельный парень, — сказал Сергей Аркадьевич, садясь в машину рядом с Вилей. Я сел сзади. — Из тех, которые на войне в два дня становились из сержантов командирами батальонов.
Я промолчал. Мне Вася казался чересчур нахрапистым. Во всяком случае, для мирной жизни.
Виля включил счетчик. Он привык возить приезжих и рассказывает о Киеве, как настоящий экскурсовод. Как будто из книжки читает.
Сначала мы поехали за Днепр в новый район — Дарницу. Из-за Днепра видишь свой город совершенно другим. Старым, таким, каким он был, может быть, сто лет назад. Новые дома, целые кварталы скрыты деревьями, словно древним лесом, и выделяются лишь здания, которые закладывались в старину. Вон купола Лавры, вон Выдубецкого монастыря, там отсвечивает золотом София, дальше Андреевская церковь, а вот — еще какие-то старые высокие дома. Все это создавалось, когда еще не было самолетов, когда вместо асфальта к Киеву вел тряский булыжник. Тогда, очевидно, приезжали в наш город по реке, и древние архитекторы строили его так, чтобы он был виден снизу, с Днепра.
В Дарницу мы проехали по мосту Патона, а назад вернулись по мосту метро и поднялись по Прорезной к «Золотым воротам». Виля сказал, что «Золотые ворота» были поставлены при князе Ярославе Мудром в 1037 году. Затем они с Сергеем Аркадьевичем поговорили о плинфе — широких и плоских кирпичах, из которых строили в те времена, и мы поехали на площадь Богдана Хмельницкого, оставили там такси и пошли в Софию. Я вел себя так, словно бывал тут много раз. Мне было бы стыдно сознаться, что я тут впервые. Черт его знает — как-то не приходилось…
Виля показал нам бронзовую голову Ярослава Мудрого, которую профессор Герасимов восстановил по черепу. Затем Виля повел нас к плинфе, на которой остался след босой детской ноги. Больше девятисот лет назад какой-то ребенок пробежал по этому самому сырому кирпичу. Мастера не обратили внимания, обожгли плинфу, и след навсегда остался. Я сказал что-то такое насчет следа в истории, но Виля довольно заученно заметил, что эта плинфа выставлена для того, чтобы показать, как по сравнению с тем временем у нас развилась обувная промышленность.
Мы еще посмотрели каменный саркофаг, фрески на стенах и огромную матерь божью, сложенную из мозаики на куполе.
От Софии мы поехали к Аскольдовой могиле, затем к залу заседаний Верховного Совета и дворцу, построенному по проекту Растрелли.
Сергей Аркадьевич сказал, что хотел бы погулять по парку, и спросил, не провожу ли я его к гостинице. Он остановился в «Днепре» — интуристском сооружении из стекла и алюминия на площади Ленинского комсомола. Не нравятся мне такие дома. Дурацкий модерн — летом жарко, а зимой холодно.
Вилин счетчик за время нашей поездки хорошо потрудился, но, когда Сергей Аркадьевич снова «опубликовал» свой бумажник и полез в него за деньгами, Виля не на шутку рассердился, сказал, что это мы его угощали поездкой, и от денег отказался так резко, что Сергей Аркадьевич растерялся, да и мне стало неловко. Вообще, я много раз замечал, очень это противная штука — разговаривать о деньгах.