жить в портретах на артековских аллеях. Наверное, смогла бы, умеет же собраться, настроиться «железно».
Конечно, тогда и не думалось, что возникнет у нее не только общая, но еще и своя, личная связь со стягом Ленинской дружины. Знамя всей пионерии колыхалось над стадионом, — вишневое полотнище, золотые кисти и шнуры, лицо Ленина вполуоборот. Колонна знаменосцев, по трое в ряд, начала свой марш; форма парадная, ленты через плечо, белые гетры и перчатки. С места сдвигались флаги и вымпелы, горны и барабаны, лозунги и транспаранты, шары и гирлянды, и снова всякие панно и стяги. Их первый отряд поднял солнце в пионерской косынке, эмблему слета. Над «Полевой — Лесной» поплыли ее плакаты, и на трех из них артековцы встречали Руди, его братишек и сестренок. Веселые детишки Эн Рушевой были отданы празднеству и уже не имели к ней никакого отношения. При виде ожившего леса полотен и эмблем она ощущала лишь такую же сопричастность к торжеству, как и остальные.
Знамя слета всплывало к острию флагштока, вздувалось волнами. Небо расчертили голуби, связки шаров и огни салюта. Когда первый отряд проходил у трибун, Гагарин смотрел в небо. Ей невероятно повезло, чуть покосилась — и увидела Гагарина! Единственная на трибуне тенниска! Белоснежная ткань обрамила треугольником загорелые грудь и шею. Он сидел среди ребят, положив руку на плечо ближайшего счастливца, и смотрел вместе с ним ввысь, на ракеты и белых птиц. Секунда узнавания. Могла бы и она сидеть с ним рядом, на этой же трибуне…
Наутро, в письме домой, несколько моментов, связанных с днем открытия, она опустила, замолчала. Момент первый: перед парадом старшая пионервожатая Света Полозкова объявила ей, что в совете дружины Рушеву решили поощрить приглашением на центральную трибуну. И она сразу просияла. Тщеславие взыграло! Но через несколько минут передумала, ради Ольги. Невозможно было оставить подругу в одиночестве с ее душевной мукой. Пришлось виновато сообщить Светлане, что пойдет с отрядом, в общей колонне. Так ей хочется… Светлана пожала плечами, посмотрела удивленно. Для родителей такие подробности были бы непонятны.
Еще раньше ее разыскал спецкор «Пионерской правды» (остальные данные, как-то: имя и фамилию, пришелец оставил в тайне). Симпатичный блондинчик в костюме и при галстуке, а лоб и шея сухие! В такую-то жарищу…
Корреспондент попросил ее дать четыре зарисовки для спецвыпуска газеты. На артековские темы. Срок жесткий — трое суток, считая день открытия. Писать в Царицыно о предложении «Пионерки» раньше срока не хотелось.
Последний момент был связан с утерей Алика. После парада, приветствий и всевозможных выступлений, где она увидела и Галю с ее овчаркою, начался футбол. К восторгу девчонок выяснилось, что ворота «Прибрежного» поручили Алику; способные спортсмены имелись, как видно, не только в «Озерной».
Вратарь немного театральничал, играл на зрительниц, но отбивал мячи не хуже Яшина (общее мнение!). Играли с «Горным», и ей близоруко мерещилось, что среди противников носится как угорелый рослый нападающий, очень схожий с Айсиным. Встреча шла вничью, и все ждали, что кончится на равных, когда «горнякам» дико повезло. Защитники Алика столкнулись, и угорелый — это точно был Рафик! — вышел к воротам «прибрежников» один на один. Алик плюхнулся плашмя у штанги еще получше Яшина. Первый отряд захлопал преждевременно: вратарь вместо мяча тискал собственную голову. А времени для восстановления справедливости уже не оставалось.
Она через минуту начисто забыла об этом дурацком голе, переключилась на секреты с Ольгой. А вот Алик… После футбола он исчез и на ужин не явился. На поиски вратаря отрядили человек десять, облазили «Фиалку», пресс-центр, Костровую — все впустую. Вовка острил, что Алик сидит на Адаларах — скалах- близнецах в море. Ольга ушла в корпус, У нее разломило голову. А Лёська, Вовка, аджарцы и сама она едва не остались голодными, в столовую заявились, когда та была почти пуста. Одинокие дежурные отмывали столы и гремели собранной посудой.
Мальчишки с ужином расправились быстро и ушли на спевку. Она и Лёська усердно выбирали груши из компота и не сразу приметили, как появились Марк Антонович и Алик. Вратарь двигался наподобие лунатика, Марк Антонович вел его за руку. Он усадил Алика за их стол, приказал:
— Растрясите его! — и пошел на раздачу добывать запасное пропитание.
Она спросила найденного предельно осторожно:
— Переживаешь?
Алик продолжал смотреть под стол, весь нахохлился. Марк Антонович торопился домой, где обрел он вратаря, осталось неизвестным. Потом исчезла Лёська, и они с Аликом столовую покинули вдвоем.
Подсвеченная зелень окрашивала глубину аллей лунными оттенками. Отовсюду звучала музыка. Было ясно, что они оба возвращаются в «Фиалку», — куда же еще? Но повороты поднимали их по склону и вывели к медпункту. К «рыбьему конструктивизму», как выразился Алик. Из всех артековских изваяний скульптура около медпункта была и впрямь самой необычной. Серебряные рыбины, одна другой диковинней, поддерживая друг друга плавниками и хвостами, словно взлетали стайкой из воды. Она и Алик изучили оригинальную конструкцию и сбежали по пандусу к гостиничным корпусам: шел слух, что в них живет Гагарин. Приезжих встречалось много, но того, кого хотелось, увидеть не пришлось.
Разговор сбивался все чаще на игру. Алик еще не отошел от удара, в полном смысле слова.
— Марк Антонович считает, что я не виноват, — на все лады пояснял Алик, — а он в футболе разбирается. Так и сказал: «Наша защита элементарно подвела тебя. Ты взял бы пенальти, но это было в сто раз хуже штрафного, он бил в упор…» — все в таком духе.
Алика можно было понять. Но папу и маму футбол никогда не увлекал, в пенальти они вообще не разбирались, так что и по третьему моменту домой сообщать ничего не приходилось…
Решался вопрос об ее выставке в Артеке, пришлось отлучиться в штаб слета по вызову. Когда же вернулась в «Калину», мигом догадалась, что у Ольги в душе очередная мука; так оно и оказалось. Улучив минутку, подруга подсела к ее плакатам, зашептала на ухо:
— Жаль, что тебя не было, ты много потеряла. Марик-Шоколадка поведал нам про «Межрабпом- Русь», была такая фирма в истории кино. И еще про ФЭКСов. Бесподобно, блеск! Но про ФЭКСов я расскажу тебе потом (потом про ФЭКСов так и не было рассказано). А сейчас вот о чем… Он говорил про черты эпохи НЭПа, какие тогда шедевры появлялись. Один я записала, вот, насладись… МУУР — это управление угрозыска, — Ольга подсунула «запись из газет»:
«Происшествие. Пятым районом МУУРа у воров отобраны: портсигар с монограммами „П. Р.“ и надписью: „На память от тещи“, дамское белье, атласное платье, 42 ленты и искусственная челюсть. Владелицу просят зайти и получить свое имущество».
— Каково?! Ты бы зашла? И такое — после ФЭКСов! Это же рассказано для Ритки, совершенно в ее вкусе, она закатилась, как безумная. Представляешь? Смотрела на него влюбленными глазами… Ну, ты же знаешь, какие у нее глазищи!
— Ольга, ну чего ты мучаешься? Скоро ведь разъедемся.
— Вот-вот, разлука вылечит, на это вся надежда. Хотя я не уверена. Ах, не говори мне о разлуке! Вот когда сама влюбишься… — и так далее.
Ольгу приходилось разубеждать и соглашаться с нею. Сомнения и страдания подруги жаждали и, странное дело, не терпели разумных возражений. Но они также не терпели и повременно жаждали хотя бы малейшего сочувствия.
… «Че-пе» с «Парусом» недолго оставалось отрядной злобой дня. «Соль» с веранды никто снимать и не подумал, второй номер благополучно довисел до естественной замены. Петь шуточную вскоре и сами перестали: надоела. Однажды по дороге в столовую Вовка затянул «Елочку», — пискляво, на манер детского сада, и остальные тут же подхватили: — Зимой и летом стройная, зеленая была!
Вышло так, что вслед за Вовкой все научились петь «Елочку» с каменными лицами и насупив брови. И снова всех едва хватало до дверей столовой: эффект получался колоссальный! Встречные, глядя на
