– Почему ты так считаешь? – спросил он.
– Да понимаешь, один добрый человек из телефонной компании, которая обслуживает Кассандру Диббук, поднял архивы и выяснил, что есть единственный телефонный номер, по которому она связывалась с городом, и это не телефон святой Сесилии.
Сто восемнадцатая Восточная улица, дом сто сорок один, квартира двенадцать-эс. Почти на пересечении с Лексингтон-авеню.
Норт гнал машину, пробираясь через пробку на мосту Трайборо. Мигалка сверкала синим светом, мотор ревел, заглушая шум дождя.
Перебравшись через мост, Норт включил сирену. Он прорвался через запруженный машинами перекресток на Сто двадцать пятой Восточной улице. Ветхие испанские здания из бурого песчаника грозили раздавить его, если он хоть немного замедлит движение.
Норт свернул на Лексингтон-авеню и увидел другую машину с полицейской мигалкой, которая ехала с противоположной стороны. Темно-синий «форд – корона-виктория». Мартинес спешил туда же, куда и он.
На Сто восемнадцатой улице они припарковались бок о бок. И вместе поднялись по ступенькам на крыльцо дома номер сто сорок один, построенного из бурого песчаника. Они остро ощущали на себе взгляды местных жителей. Норт расстегнул кобуру с «глоком».
– Эта квартира зарегистрирована на имя Гена?
Мартинес огляделся, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за ними с верхних этажей.
– Нет, но это единственный частный номер, не считая психиатрической клиники и банка, с которого его мамочке звонили в последние девять месяцев.
Тяжелая деревянная дверь, выкрашенная зеленой краской, была заперта. Норт поискал звонок, чтобы вызвать управляющего или хозяина дома.
На табличке у двери значилось имя: Саул Пойзонберри. Дверь открыл неопрятный толстяк с рыжеватой щетиной на округлом подбородке, похожем на грязное припудренное яйцо. Он дышал тяжело, с присвистом и был похож на немытого и опухшего любителя порнографии, от которого шарахаются даже уличные проститутки. Пойзонберри промямлил что-то невразумительное, но неприязненное.
Норт шагнул вперед и показал свой полицейский значок.
– Квартира номер двенадцать-эс.
Управдом пробубнил что-то, отдаленно напоминающее «третий этаж». Они поверили ему на слово.
Когда Норт и Мартинес вошли в дом, обоих чуть не стошнило от зловония. Резкий, пронзительный запах мочи и застарелый дух аммония, на котором готовили крэк, заставил их желудки взбунтоваться, и во рту появился горький привкус желчи.
На третьем этаже было еще хуже. От прогнивших стен нестерпимо разило сыростью. Детективы осторожно пробирались по грязному, замусоренному коридору. Кто-то их заметил и поспешно сбежал – на черном от грязи полу валялись использованные шприцы.
Нужная квартира оказалась третьей по счету. Номера на двери не было. Норт и Мартинес встали с разных сторон, достали оружие и постучали.
На стук никто не открыл. Из-за двери был слышен какой-то шорох – и больше ничего.
Норт снова постучал в дверь.
– Эжен Диббук? Откройте, полиция! Мы хотим только поговорить с вами! – солгал он и поморщился.
Норту вовсе не хотелось с ним разговаривать. Всего ужаснее было то, что Норт вообще не знал сейчас, чего он хочет.
Он посмотрел на Мартинеса. Тот старательно прислушивался к звукам, доносившимся из-за двери. Мартинес покачал головой. Похоже, внутри никого не было.
Норт снова крикнул:
– Не делайте глупостей, Эжен!
Но в глубине души он молил Гена сделать какую-нибудь глупость и представить ему оправдание.
Мартинес отступил от стены.
Палец Норта на спусковом крючке напрягся.
Мартинес поднял ногу и пнул замок. Дверь распахнулась, осыпав пол гнилыми щепками.
Мартинес вошел в квартиру вслед за Нортом и содрогнулся от густого, ядовитого зловония разлагающейся человеческой плоти. Эта вонь его доконала, и Мартинес вывернул содержимое желудка прямо у двери.
Норт дышал через рот, и настойчивые протесты желудка беспокоили его меньше всего. Он двинулся
