Лоулесс сделал крайне удивленное лицо.
– Я ничего такого не приказывал.
– Что она делает?
– Она подготавливает среду.
– Я не понимаю!
– Конечно, не понимаешь. Поэтому мы здесь.
Рыжеволосая стерва улыбнулась Гену.
«Почему она это делает?»
Это Мегера или нет? Он понадеялся, что нет, когда женщина прижала ему к носу ватный тампон.
Ноздри заполнил дурманящий аромат специй и небывалых цветов.
– Души подземного мира воспринимают наш мир только через запахи.
Ген подавил желание вдохнуть этот аромат поглубже.
– Подземный мир – это царство, где нет ничего материального, лишь образы, призраки, туман, тени и сны. Его нельзя ни коснуться, ни увидеть. Он таится в твоем сердце. Это память. Испей ее до дна. Ты должен дышать глубоко, чтобы мы могли возродить твою душу.
Старик крепко приложил Гену тростью по животу. Тот закашлялся, судорожно дыша, но график на экранах остался неподвижен. Они явно ждали другой реакции.
– Попробуй следующий.
Женщина набрала препарат из другого флакона и накапала на новый тампон.
Лоулесс подступил ближе к Гену и погладил его по волосам. Провел костлявым пальцем по лицу, разглаживая напряженные мышцы.
Ген попытался не вдыхать запахи, нахлынувшие вновь.
«Лимон. Лаванда».
– Обоняние – самое древнее, самое глубинное, самое животное из всех органов чувств. Ему не требуется проходить через таламус. Запах напрямую воздействует на средоточие нашего естества.
Рыжеволосая женщина поднесла новый ароматный тампон к носу Гена. Пленника уже начал пробивать пот.
«Жасмин. Неизбежный. Неотвратимый».
Лоулесс скользил пальцами по лицу Гена, стараясь не касаться электродов.
– Ощущение запаха не только напрямую связано с обонятельными центрами в средней теменной доле мозга, но и со всей лимбической системой. Оно непосредственно связано с миндалевидным ядром, центром эмоций человека, и с гиппокампом, средоточием памяти.
О чем говорит этот старый дурак? Бормочет какую-то тарабарщину. В комнате как будто стало светлее. Что они делают со светом?
– Таким образом, механизмы твоей памяти придут в движение, подобно телескопу, направленному на время.
«Что ты знаешь о своей жизни?»
Ген ахнул, задыхаясь. Темноту сознания пронзили проблески нежеланных воспоминаний.
– Как я и говорил, твой мозг опознал молекулы запахов. Они запустили миллиарды химических реакций, побудили целую сеть нервных импульсов, отвечающих за запоминание запахов. Пробужденные воспоминания оказались настолько яркими, что осветили все связанное в твоей памяти с этими ароматами. Воспоминания нахлынут, как лесной пожар, который невозможно остановить. Твои альфа-волны снижаются – это активируются эпизодические воспоминания. Гиппокамп генерирует тетта-волны в отчаянной попытке как-то интерпретировать этот поток информации, связать его с тем, что уже существует. И тем самым усиливает твою долговременную память. Усиливает связи между нейронами. Молекулы запаха – как недостающие части в головоломке, которые в конце концов занимают свои места в давно позабытом, давным-давно уснувшем опыте. Сеть замкнулась. Пожар загорелся. Ты чувствуешь его запах? Ты видишь его?
Ген задыхался и хватал воздух ртом. По его щекам струились слезы. Его поработили нахлынувшие изнутри воспоминания.
– Ты помнишь? Что ты знаешь о своей жизни?
Тень Орлой
Мальчик стоял под сияющими золотыми стрелками астрономических часов. Ему приходилось туго.
«Думай! Вспоминай, что ты успел натворить. Что же ты сделал не так?»
Над головой грохотал механизм, шестерни и колесики часов отмеряли время в ритме ударов сердца.
– Я… я ничего не делал, господин Атанатос.
– Ничего,– фыркнул Атанатос, набрасывая плащ поверх шелкового красного дублета с красивым шитьем.– Ты довольно быстро ухитрился покинуть лоно своей матери. Это было твоим первым приключением в жизни. А первой благодарностью – то, что ты перепачкал мать, когда она принялась тебя кормить. Про эти поступки уже не скажешь «ничего».
