Норт положил на стол снимок Гена и подтолкнул к директору поближе.
– Я пытаюсь выйти на след этого человека. Он вам знаком?
Оук ответил не сразу, осторожно взвешивая слова:
– Нет. Никогда не видел его прежде. Неужели этот молодой человек вломился в музей для того, чтобы выкрасть старинный шприц? Если у него наркозависимость, то он мог бы найти более подходящее лечебное учреждение или аптеку.
– Возможно. Но я полагаю, что он мог либо работать здесь, либо проходить курс лечения.
– Ясно.
– Вы уверены, что не узнаете его?
– Простите.
«Я хочу убить его! Протянуть руку и вырвать ему глаз».
– Попасть в ваш музей можно только по договоренности. Вы же записываете данные посетителей, по крайней мере?
Оук быстро проверил бумаги, лежащие на столе.
– К сожалению, эти записи не здесь. Вы можете сообщить его имя и фамилию?
– Ген. Это все, что мне известно.
– Не так много.
Доктор снял с вешалки пальто, взял связку ключей, которая болталась на гвоздике, искушая Норта с самого начала, и пригласил полицейского следовать за ним. Бросив взгляд на часы, психиатр сказал:
– Я могу уделить вам полчаса, после чего буду вынужден заняться делами. Давайте посмотрим, что можно сделать.
Музей за тяжелой деревянной дверью представлял собой пустынную неопрятную комнату, на полу которой белела слетевшая с потолка известка. Освещена комната была плохо, лампы горели едва-едва, и пахло здесь затхлостью и пылью.
Прямо посередине громоздился тяжелый стул с высокой спинкой, с ремнями на подлокотниках и у ножек. В сиденье имелось отверстие, а на подголовнике высилась устрашающая конструкция – коробка с экраном. Видимо, чтобы привязанный к стулу не мог кусаться и плеваться в окружающих.
Надпись на доске гласила: «Усмирительный стул Бенджамина Раша; ок. 1800». Норт с отвращением оглядел жуткое устройство.
«Кого же тут усмиряли?»
Странное изобретение для человека, который ставил свою подпись под «Декларацией независимости».
Остальные экспонаты, как выяснилось, были не лучше.
– Для чего вот это? – подозрительно спросил Норт, показывая на ящик, смахивавший на гроб, но с решеткой вместо крышки. Ящик висел на цепях, прикрепленных к потолку.
– Это ютикские ясли,– с гордостью пояснил Оук,– названные в честь государственной нью-йоркской психиатрической лечебницы в Ютике. Пациент спит внутри ящика, который раскачивают с целью успокоения. Это напоминает детскую колыбельку, и пациент спокойно засыпает, чувствуя себя в безопасности.
«Где бы мне раздобыть такие ясли?»
На стене позади колыбели висела смирительная рубашка, а рядом – что-то похожее на конские удила. Женский манекен красовался в синей студенческой униформе, которую носили ученики учебного заведения, когда-то прикрепленного к больнице. Были здесь и старые письменные столы, и книги по медицине. Под стеклом пыльных витрин лежали детали одежды, бутыли, веера, расчески и даже опасные бритвы.
Норта пробил холодный пот. По спине пробежали мурашки.
«Неужели это все предназначалось бы мне?»
Что же здесь вытворяли в давние времена с теми, кто терял рассудок?
– В те дни госпиталь, конечно, находился на самообеспечении,– заметил Оук, перебирая выставочные ящики.– Они держали ферму для прокорма, шили одежду, обувь и…
В одном из ящичков отчетливо виднелся прямоугольный отпечаток – чистый, без пыли. На этом месте недавно лежала какая-то коробочка.
– Судя по всему, ваш мистер Ген здесь действительно был.
Небольшая коричневая книга записей лежала на полке у двери. Оук с треском ее открыл и принялся листать, вычитывая имена последних посетителей. Это заняло немного времени.
– Г… Г… Нет, увы, никаких посетителей на букву «Г». Вы уверены, что запомнили имя правильно?
– Да.
«А с чего бы ему говорить правду?»
– А что там с фамилиями?
Оук начал сначала, но вскоре отрицательно покачал головой.
– Голдстоун. Герард. Никакого Гена нет.