когда пузырьки углекислоты попадали в нос. Миролюбивый, как херувим возле трона Бога, — таким считал его Вольфганг Рупольд.
Дитер Клой, напротив, был известный пройдоха. Парень пошел по стопам отца, а тот в молодые годы постоянно безобразничал, и даже сегодня с ним приходится обращаться с известной осторожностью. Хотя Вольфганг Рупольд и переехал в деревню только после самоубийства двоюродного брата, но хорошо знает, что Бруно Клой в октябре 69-го года чуть не изнасиловал мать Марлены Йенсен, а в августе 80-го года настойчивыми уговорами, вполне вероятно, склонил молодую артистку цирка к нежности, а затем заставил замолчать.
Кто поручится головой, что Дитер не применяет те же методы, что и отец? Кто сможет исключить, что Дитер Клой не поехал той ночью вслед за Клаусом, Эдди и Марленой Йенсен и не подобрал девушку, как неделю спустя Каролу Юнгер? Дитер мог вообразить, что таким образом выставит себя героем в ее глазах и в благодарность за спасение получит желаемую награду. И если Марлена выказала к нему пренебрежение, он мог взять ее силой, а потом попытаться свалить вину на Клауса и Эдди. И проделать все это дьявольски хитроумным способом.
— А что говорит полиция по этому поводу? — спросил Якоб.
Этого Вольфганг Рупольд не знал. Он считал, что полиция до сих пор ничего не знает о том, что говорят в деревне. О Дитере Клое сплетничали тихо, прикрывая рот рукой. Никто не хотел проболтаться и тем самым возможно все-таки невиновного поставить в затруднительное положение. Тем более никто не хотел связываться с Бруно. Это были только слухи.
Еще ходили слухи об Альберте Крессманне. Благодаря Tee каждый в деревне знал, что известной ночью Альберт сначала доставил домой Аннету Лесслер, а затем вернулся в Лоберг. И Хайнц Люкка был не единственный, кому Альберт сказал, что как-нибудь охотно поиграл бы в прятки с маленькой кузиной Аннеты.
— По времени он мог там оказаться, — считал Вольфганг Рупольд. — Альберт заходил сюда еще ночью, примерно в 12.30. В выходные, возвращаясь из Лоберга, он в большинстве случаев забирает Рихарда. Но в ту субботу он очень торопился, только заглянул на минуту и сказал, чтобы Рихард заказал для себя такси, так как ему нужно еще кое-что доделать.
Вольфганг Рупольд многозначительно ухмыльнулся и с важностью повторил:
— Нужно еще кое-что доделать. Чтобы добраться до дискотеки, ему потребовалось бы менее десяти минут. Однако он утверждал, что там он был в начале второго и дочь Эриха уже не застал. Как ни странно, его, однако, видели с ней. Младший сын Тони фон Бурга… как его зовут?
— Винфред, — подсказал ему Якоб.
— Точно, — подтвердил Вольфганг Рупольд. — Винфред фон Бург тоже был на дискотеке. Он видел, как Альберт приехал и даже разговаривал с дочерью Эриха. Но только совсем недолго. Затем она ушла с дискотеки с парнями из Лоберга. И через несколько секунд Альберт тоже исчез.
— И что ты об этом думаешь? — спросил Якоб.
Вольфганг Рупольд пожал плечами:
— Что тут можно думать? Если это был Дитер, он разгуливает на свободе. Если Альберт поиграл с Марленой в прятки, то хорошо ее запрятал. Ничего ведь не нашли. Вот что я думаю.
И Якоб во вновь накатившем приступе тоски подумал, что если это был не Дитер, не Альберт, а также не Клаус с Эдди, то остается другой, разгуливающий на свободе. Каждую ночь. И если этот другой не может контролировать себя, он будет снова и снова делать это, каждый раз, как только представится случай. И Бен… Если речь шла о том, чтобы что-нибудь спрятать, он был, вероятно, много искуснее, чем Альберт Крессманн.
Снова что-то случилось, подумал Якоб, Труда уже несколько дней так странно себя ведет. Каждый раз, когда ей есть что скрывать, она ведет себя так. И если ей только намекнут на сына, то сразу превращается в фурию. Она никому не даст его в обиду. Однако знает ли она наверняка, чем он занимается вне дома? Она не может этого знать.
Якоб непроизвольно кивнул. В его кивке Вольфганг Рупольд увидел подтверждение собственных мыслей и обратился к другому гостю. А Якоб увидел в своей кружке пива между крохотными, белыми с сероватым оттенком косточками и плесневеющими картофелинами плавающий грязный, некогда голубого цвета лоскут, который вполне мог быть частью куртки какой-нибудь девушки.
Когда он с отвращением отодвинул кружку и поднял голову, то в зеркале у стойки бара увидел утреннюю сцену с приветствиями под открытым небом в поле. Не вполне точное воспроизведение, скорее отвечающее его желанию. Бен, мягко улыбаясь, раскинул руки, и его сияющая от радости младшая сестренка с озорным криком бросается в объятия брата.
Затем в зеркале потемнело. Во тьме ночной по заброшенной проселочной дороге бежала девушка с кукольным лицом. И к ней приближался тупой ухмыляющийся великан с кулаками наподобие кузнечных молотов и складной лопаткой, прикрепленной к ремню на поясе. Дружелюбно настроенный, с самыми добрыми намерениями. Однако девушка — не его младшая сестра, без сопротивления она не позволит покружить себя в воздухе. Она закричала, но не от радости. Ее крик напугал великана, он ужаснулся. Он знал, что ему запрещено хватать девушек, что теперь ему не избежать наказания. Он боялся, что кто- нибудь обратит на них внимание, и хотел только одного: чтобы крики смолкли. И если он чему-то научился в своей жизни, так это так закапывать кукол, что потом никто не мог найти даже лоскута от их одежды.
Якоб вздрогнул от мысли, но так могло быть. Но об этом он не мог говорить с Трудой. О лоскуте в стеклянной банке тоже. И о том, что он сдавливал цыплятам горло только по одной причине: желая получить немного нежности.
Вольфганг Рупольд сменил кружку Якоба на свежее пиво и, прервав нить его мыслей на короткое время, сказал:
— Якоб, сделай мне одолжение. Когда поедешь домой, захвати с собой одного человека.
Он кивнул по направлению к залу. Якоб проследил взглядом за кивком Вольфганга, осматривая по очереди сидевших за столиками людей, пока не натолкнулся на незнакомое лицо. Молодая женщина двадцати с небольшим лет.
— Она спросила о Вернере, — объяснил Вольфганг Рупольд, — и просто забросала меня вопросами о Люкке. Но тот факт, что я принял трактир, не означает, что я посвящен в тайны Вернера. И ответа на вопрос, чем раньше занимался Люкка, я действительно не знаю. Теперь она непременно хочет отправиться к нему. Ей придется пройти пешком немалый путь, и в такое время это не вполне безопасно. Меня мучит странное чувство, и я был бы спокоен, если бы ты захватил ее с собой. Обычно вечером в пятницу Люкка приходит сюда. Только сегодня его почему-то нет.
И концы нитей мыслей снова оказались связанными друг с другом. Какое-то странное чувство. Не просто странное. Мучительное чувство, колющее изнутри, как ядовитый шип.
Он еще раз кивнул и украдкой взглянул на молодую женщину. Рядом с ее стулом стоял большой рюкзак из синего перлона, на спинке стула висела пестрая куртка. Темные волосы коротко, как у мужчины, подстрижены. Клетчатая рубашка и джинсы еще больше подчеркивали ее мальчишеский вид. Но у девушки были тонкие черты и нежный овал лица. Она кого-то напоминала Якобу. Только он не мог вспомнить кого.
— Ты ее знаешь? — спросил Якоб.
Вольфганг Рупольд покачал головой:
— Она нездешняя. У нее странный акцент. Перед твоим приходом я еще подумал: если такая девушка исчезнет, никто о ней и не вспомнит. Я скажу ей, что ты захватишь ее с собой.
Затем события стали развиваться с неимоверной быстротой. Не успел Якоб оглянуться, как уже уложил рюкзак и куртку девушки в багажник, проследил, чтобы она удобно расположилась в машине, и сел рядом. Он крайне осторожно вывел старый «мерседес» со стоянки. Теперь он ощущал четыре выпитые кружки пива, к тому же его крайне заинтриговали новости.
Под подозрением Дитер Клой и Альберт Крессманн. Что Труда на это скажет? Вероятно, это ее успокоит. И благодаря этому мог найтись некий отправной пункт для начала благоразумной беседы.
Голова казалась набитой ватой, только в животе разлито приятное тепло и язык двигался несколько свободнее, чем обычно. Не в привычке Якоба было задавать вопросы незнакомым людям. Но он не мог
