- Ну что мне с тобой делать… - она вздохнула, - Не хочешь - не говори. Но поверь, ты всегда можешь придти ко мне и рассказать, что тебя беспокоит. Нельзя все держать в себе, Айсен! То, что раньше тебе не с кем было поделиться, не значит, что так и должно быть. Я буду всегда рада тебе помочь, ты мне веришь?
- Да…
- Обещаешь, что не будешь больше прятаться в одиночку? А то ведь и правда заболеешь!
- Да… - Айсен поднял на нее совершенно несчастные глаза: рассказать? Мадам? Об ЭТОМ?!
Мадлена едва сдержала еще один вздох, - было очевидно, что юноше не дает покоя нечто, что не так-то просто поведать, и это нечто скорее всего из прошлого, а не из настоящего. Ей даже страшно стало от мысли, что еще она может услышать об этом хрупком забитом мальчике, а перед глазами на минуту возникла жуткая картина - обнаженный юноша, распластанный под бездушно и безжалостно вколачивающимся в него самцом, покорно отдающий себя на поругание под страхом мучительной кары… Ей самой стало трудно дышать.
Женщина тряхнула головой, из-за чего концы чепца взмахнулись двумя крыльями.
- Ладно, ложись-ка ты и правда! А то совсем я тебя загоняла, а завтра метр Филипп собирался взять тебя с собой на склады, - самым естественным на свете жестом, Мадлена поднимаясь поцеловала юношу в лоб. - Не переживай, все образуется!
Айсену показалось, что в него попала молния! Мгновение назад он был уверен, что госпожа обо всем догадалась, и вдруг…
- Спокойной ночи, - женщина обернулась на пороге, и увидела, что щеки юноши мокры от внезапных слез.
У него в глазах был край пропасти, к которому очень не хотелось подходить! Однако она пересилила себя и вернулась на прежнее место, промедлив самую малость, и прижав парнишку к себе еще крепче, чем прежде, гладя и укачивая, как маленького.
- Бедный, бедный мой мальчик…
После этого нежного шепота Айсена словно прорвало! Он рыдал, вцепившись пальцами в пышные рукава так, что плотная ткань едва не трескалась. А потом заговорил, - глухо, прерываясь на новые приступы плача, путаясь, перескакивая с одного обрывка кошмара на другой, - обо всем… Даже о том, о чем не спрашивал метр Кер.
Уж лучше так, самому, чем постоянно ожидать огласки и позора, или как с Фейраном - прикипеть всем сердцем, чтобы потом это сердце оказалось разбито!
Надо же, и у рабов есть сердце! Наверное, нужно, что бы оно болело, чтобы помнить об этом…
Когда уже ни слов, ни слез не осталось, юноша еще некоторое время тихо вздрагивал в так и не разжавшемся кольце теплых рук. Обессиленный своей внезапной вспышкой, Айсен не сразу осознал, что его все еще гладят, шепча на ухо, что-то успокоительно ласковое, что он понимал только наполовину.
- Ничего, ничего… все уже позади! Успокойся, не надо так… Все позади, ни одна скотина не посмеет больше тебя тронуть!! Это главное… Ты не один больше, и мы со всем справимся…
Обессиленный юноша позволил уложить себя на постель. Мадам Мадлена куда-то исчезла, - Айсен не понял куда. Его начало трясти в ознобе, а голова была невероятно тяжелой… И пустой: он чувствовал, как будто внутри не осталось ничего, кроме вязкого бултыхающегося тумана…
Мадам вернулась, заставила его сесть.
- Пей, а то голова болеть будет.
Дождавшись, пока юноша выцедит все подогретое вино с какими-то горьковатыми травами, женщина обтерла ему все еще мокрое от слез лицо смоченным в холодной воде платком.
- Вот так! Успокоился? - карие глаза смотрели на него довольно сурово, но без гнева и презрения. Мадлена тоже была бледна, и улыбалась несколько принужденно, - Ничего… ты сильный, раз ты все это пережил, и еще способен кого-то любить, радоваться новому дню! Прошлое уже не изменишь, а будущее - можно. Думай лучше, что у тебя еще все впереди!
Мягкая ладонь скользнула по волосам и щеке.
- Вы знали, - севшим от плача голосом произнес Айсен, впервые глядя кому-то в глаза прямо и пристально. Он не спрашивал.
- Конечно, - подтвердила госпожа Мадлена. - Как же иначе! Я же должна знать, что за человек входит в мой дом.
- Почему? - Айсен спрашивал уже о другом, но его поняли.
Женщина бережно взяла его лицо в свои ладони.
- Господи, да кем бы я была, если бы отказала в помощи после всего того, что с тобой сотворили!!
Юноша немного растерялся от подобного бурного негодования, но на сердце отчего-то потеплело еще больше.
- И еще, - Мадлена вновь вернулась к своему решительному тону, - У тебя на лице написано, о чем ты сейчас думаешь, но я скажу, что никому кроме нас с метром Филиппом о твоем прошлом знать не следует! Никого ты этим не обманываешь! Это твоя тайна и ты имеешь полное право ее не выдавать. Никому до этого дела быть не должно - нечего языками попусту чесать! И потом, попробуй хотя бы единственный первый раз в жизни подумать о себе. Скоро ли вернется Фейран и вернется ли - мы не знаем…
От одного из предположений Айсен непроизвольно вздрогнул: он как-то старался не думать о такой возможности, убедив себя, что если он будет верить, что с возлюбленным все хорошо, то с ним действительно ничего не случится.
- Задумайся! - Мадлена между тем продолжала пытаться до него достучаться. - Очень может быть, что к тому моменту, когда вы встретитесь снова, ты сам не захочешь к нему возвращаться. Не отрезай себе сразу все возможности. И это никакое не предательство, не надо так на меня смотреть! Это жизнь. ТВОЯ жизнь! Не совершай ошибки, отталкивая себя в клоаку, куда тебя уже однажды втоптали против воли - отмыться будет куда труднее!
Женщина совсем разошлась и надеялась, что ее наставления не пройдут даром: вроде бы юноша все же задумался.
- Будь моя воля, - закончила она, тыча в пресловутый ошейник. - Я бы и эту мерзость с тебя сняла! Но раз уж вы так решили…
- Нет, - твердо отозвался Айсен, дотрагиваясь до вещественного свидетельства его рабства, которое по иронии судьбы оставалось единственным напоминанием о том, кто впервые дал ему ощутить себя человеком. Пусть лишь на мгновения, зато дорогие.
- Тебе будет очень трудно, - честно предупредила Мадлена, - Чем дальше, тем труднее.
- Я выдержу.
- Не сомневаюсь, - с долей грусти улыбнулась женщина. - Сомневаюсь, будет ли оно того стоить!
Последнее слово осталось за ней, и растерявшийся Айсен не нашелся с ответом. В самом деле, его жизнь меняется так быстро и так непредсказуемо, что загадывать что-либо было бессмысленно!
Разговор с мадам Мадленой словно наконец расставил все по местам, четко и ясно высветил уже произошедшие перемены и путь, который ему еще предстояло пройти.
В любом случае, у него уже есть очень и очень многое! По крайней мере, он может больше не бояться, что через пару лет закончит свои дни в «морилке» как Юса… У него даже есть шанс стать свободным и у него есть шанс стать любимым - и то и другое зависит только от него.
Странное чувство: пугающее и завораживающее одновременно!
А еще Айсен понял, что бояться ему надоело до смерти!
Мадам Мадлена права, по сравнению с тем, что с ним уже случилось - трудно придумать, что-то страшнее. Она права и в другом: школа, торги - это гадко и омерзительно, здесь не может быть ничего нормального, и хватит того, что он пережил это один раз, чтобы потом всю жизнь носить в себе!
И он не станет чувствовать себя за это виноватым! За что? За то, что не задавился все-таки? Не вскрыл себе вены, как Шамиль, или не превратился в кошачий обед после очередного побега, как
