крикнул: — А ну берись, Таган-джан!
Молотобоец потянулся к кувалде, но Таган Мурадов опередил его. Он мигом снял пиджак, бросил на плечо счетоводу и начал бить кувалдой по раскаленному брусу. Первые удары не удались, кузнец, не отрывая глаз от бруса, рявкнул:
— Куда бьешь, растяпа! Конец, конец оттягивай! — И показал молотом, куда бить, а сам с особым шиком позванивал то по грани бруса, то по наковальне, рядом. Таган с непривычки скоро устал. Волосы разметались, липли к мокрому лбу, застилали глаза, а кузнец, уже заметивший, что вместо молотобойца работает молодой приезжий, улыбался и подбадривал: — Бей, бей, пока не остыло!
Наконец он отшвырнул молоток, обеими руками схватил щипцы, перенес брус в горн, и Таган в изнеможении бросил кувалду. У других горнов переговаривались и поглядывали на него. Таган отвернулся к жестяному умывальнику, прибитому к стене, стал мыть руки. Тезка молотобоец тихо спросил счетовода, что это за человек, и тот пояснил: из Ашхабада, кажется — инженер, ищет председателя. Кузнец, услышав слова счетовода, сказал Тагану:
— Верите ли, товарищ дорогой, ведь я чуть не огрел вас молотком.
— Ну и правильно, поучить новичка стоит, — виновато отвечал Таган, надевая пиджак. — А все-таки взяли бы меня молотобойцем?
— Нет, — сказал кузнец. — Твой тезка бьет лучше. Вот инженером взяли бы. Нам инженеры нужны.
Простившись с кузнецом, они покинули мастерские. Счетовод порывался еще «угостить» фермой и пасекой, но Таган, взглянув на часы, щелкнул языком и отверг его экскурсионный план. Надо искать председателя. Останется время — непременно досмотрит чего не успел.
Идти пешком далеко, может быть — час ходу, как понял он; а все-таки неплохо: разминка и одиночество. Только туфли безбожно жмут, особенно левая. Разве что разуться?
Настроение отменное. Мысли — разные.
В Ашхабаде жить приятнее, чем здесь. Там к твоим услугам троллейбус; там вода газированная, холодная, вкусная — из горных ключей; по телефону там мигом узнаешь подробности матча и хорош ли новый фильм. А тут? Комковатый серозем дороги меж засеянными делянками, нестерпимо солнечно и пусто. Только очень далеко впереди взметнулись деревья. Все как бы застыло.
Ты мог бы сейчас сойти с дороги в люцерник, лечь и глядеть на облака. Но ты не ляжешь. Не потому, что увидят из кустов, облепивших арык, и с гудящего трактора. Даже Каратаев, отвыкший от физической нагрузки, не развалится среди поля, а Мергенов и подавно. Мергенов, пока жив, не отступится от замысла переделать свой край, — на то он и Герой. Прикидывается расторопным, оборотистым мужичком, а сам, в одиночестве, верно, молится какому-нибудь новейшему богу и зубами скрипит от возрастных недугов. Так вот и надо: зубами скрипеть, а бить в одну точку! Конечно, им движет не только жажда материальных благ для села, для народа, но и ощущение радости творческого процесса, над которым властен он сам. А ведь у Тагана возможности куда шире. И он-то — босой, в пестрой рубашке навыпуск, злой и бескорыстный инженер — он чуточку ревнует Мергенова. Право же, Таган сделает больше. Он уверен, что именно его поколение преобразует край. Пусть это опять только процесс, бесконечный процесс… Зато какое счастье!
Нелегкая профессия у Тагана. Гидротехник! Сейчас время больших рек. Чувства, как реки, убыстренные, под стать времени. Гидротехник настроен ребячески под действием апрельского солнца.
Босиком идешь как в детстве. И, то бледно-розовый, то лиловый, цвет персиковых деревьев уже близок, а за ним — ороситель в ложе между глинистых валов. На оросителе, пожалуй, следует обуться, там недалеко до людей.
У свежей насыпи, возле квадратной ямы, стоял бородатый Мергенов в халате и высокой шапке, а от него цепочкой, в сторону кумыш-тепинского джара, выстроились колхозники с лопатами. Мергенов командовал, войско его ритмично вскидывало рукояти лопат с надетыми на них мохнатыми шапками.
Прямо спектакль! Таган глазам своим не поверил и ускорил шаг. Вот так техника.
— Что тут происходит? — крикнул он во весь голос, взбегая на вал к Мергенову и шутливо замахиваясь на него кулаком. — Ай молодцы! Я опыт приехал перенимать.
— Перенимай. — Мергенов ничуть не смутился, степенно протянул ему руку и на время оставил командный пункт. — Так наши деды и прадеды рыли каналы. Шапки на лопаты, и — следи, куда двигаешься. Проверенный способ.
— Отличный способ, — совсем уже развеселился Таган. — Но, если не ошибаюсь, вы же, Аннадурды- ага, а не кто другой, пуще всех воюете за новшества?
— Воюю, пока не заключал перемирия. К твоему сведению, я нынче на заре послал в водхоз за техником; так он еще, должно быть, и сейчас не выспался. Нет его. Вот котлован вырыли, трассу разбиваем помаленьку. Только… не промахнулись ли мы? Потечет ли сюда, в вододелителю? Не глубже ли нам осадить? Посмотри, ты лучше знаешь.
Спрыгнув в гладко зачищенный котлован, инженер вымерил складным метром его габариты, но впечатление создавалось такое, что сам ничего не понял и оттого про себя негодовал. Вылез, приложил ладонь ко лбу, загораживаясь от солнца, глянул вдаль. Там по дороге, оставляя за собой хвост пыли, мчался грузовик. Он скоро подкатил, из кабины выпрыгнул техник. Робко поздоровался и вместе с шофером принялся сгружать аппаратуру. Присутствие Тагана смущало его, и он долго и бестолково хватался все не за те вещи.
— Ну вот, выспались наконец, товарищ Чарыев, — не прощая опоздания, ворчал Мергенов. — Так ты уж не трудись, Таган-джан, заставь его…
— Давайте-ка прикинем, не мелковат ли котлован, — предложил инженер и стал помогать Чарыеву устанавливать нивелир. Двум колхозникам дали рейки, указали, где стать, и начали съемку. Работали быстро и через час трассу канала обозначили колышками. Чарыев с нивелиром двинулся дальше, а Таган вернулся к Мергенову и спросил:
— Как по-вашему, во сколько должен обойтись этот вододелитель?
— Не считая собственных трудов, полагаю — тысчонки в две с небольшим…
— Ну так летели бы ваши две по ветру. Воде нет ходу сюда. Надо углублять на метр восемьдесят сантиметров.
— Да неужели? Почти на два метра? — удивился Мергенов. — Площадь-то ровная как стол!
— Но стол в несколько километров и с таким покатцем, что глазом не заметишь. Без прибора такие задачи решать рискованно. Благодарите топографа Чарыева, подоспел все же, а то сколько бы средств и сил ухлопали…
— Да не может быть! — все еще недоумевал Мергенов, поглядывая на увалы, где люди хлопотали с рейками. — Прямо-таки не верится.
Не очень-то любил Мергенов, когда юнцы указывали ему, но подозвал своих людей:
— Вы слышали? Надо глубже копать… Ладно. Теперь посмотрим другие наши сооружения. Может, и там напутали? — обратился он опять к инженеру. — Тут и без нас теперь обойдутся, а мы давай к самому джару.
По пути старик, будто ненароком, завернул к поливальщикам. Возле магистрального арыка налаживали желоб и от него — железобетонный лоток к посевным участкам. В этой бригаде оказался и тезка инженера молотобоец. Он успел на коне опередить Мурадова, доставил задвижки к желобам и сейчас рассказывал поливальщикам, как в мастерской инженер заменил его и кузнец едва не огрел инженера молотком.
Здесь надолго застряли. Такой полив дело новое, и предусмотрительный башлык устроил сейчас на поле семинар. Польза очевидная: вон как Мурадов рыщет вдоль приподнятого над землей лотка, яростно спорит, машет складным метром, бракует уклоны и одобряет то, что удачно вышло. Ссылается на опыт узбеков, на зарубежную практику. Говорит понятно, только чересчур горячится. Башлык не прочь бы задержать его на недельку, а еще лучше — до первого полива, но и за короткий наезд спасибо Мурадову. Башлык доволен. Полдня и то недурно поучить, как-никак собрались шестнадцать поливальщиков, в город на семинар такую ораву не пошлешь, да на своей-то земле оно и нагляднее.
Несколько раз инженер повторял: «Вот тут я учусь у вас, такого приема я сам не знал», — но в общем споре все же оставлял последнее слово за собой. И особенно по душе башлыку было, когда молодой
