— И сколько он хочет за нее?
— А ничего не хочет, — простецки сказал Сары. — Отдай, говорит, и все. Он хоть и бедный, а бескорыстный… Вот, Акмурад, сделал бы и ты доброе дело, дал бы ему какую-нибудь работу. Уж он так бы старался!
— А кто такой?
— Танги, сын Мамеда из Чашкына.
— Танги? — Каратаев в упор посмотрел на Сары. — Он жив еще, этот негодяй? Я же прогнал его когда-то из мирабов, потом он в тюрьму сел за дела хорошие, — разве он там не подох?
Сары растерянно заморгал и кротким голосом пропел:
— Ай, Акмурад! Можно ли быть таким злопамятным? Ты туркмен, и он туркмен. Надо поддерживать друг друга. Он-то все обиды забыл и дарит книгу…
— Да какой он, к черту, туркмен! — вспылил Каратаев и в бешенстве отшвырнул книгу.
Только теперь он представил себе, как было замышлено с помощью взятки устроить судьбу Танги. Видимо, обдурили какого-то простака — кладбищенского сторожа, выцыганили эту драгоценную вещь за гроши.
— Вот что, Сары, — заключил начальник водхоза этот затянувшийся разговор, — ликвидируй свои огороды, и чтоб духу твоего на Уч-Таразе не было! Понял? Завтра на твое место другой придет.
Он сел в машину и поехал в ближнее село. Сары глядел ему вслед с отчаянием шулера, неловко передернувшего и вдруг проигравшегося вчистую.
…Редкостный случай: председатель оказался в конторе, и с ним человек пять колхозников. Разбитной паренек во всеуслышание вычитывал из газет силлогизмы Тагана Мурадова. Вошел Каратаев; на него посмотрели с любопытством. Но он не смутился, кивнул людям, подошел к телефону и позвонил Иванюте.
— Слушай, Анатолий, — сказал он, — объяви, пожалуйста, сотрудникам, чтоб к концу дня все были в сборе. Приеду — поговорим о нашей работе в связи со статьей. Договорились, значит? Новостей нет? Ну ладно.
Глава двадцатая
Накануне с прорабом разметили, где ставить бетономешалки и передвижную электростанцию, которую до вечера должны были перебросить к джару; а во вторник после обеда Таган выехал в город на попутном грузовике.
Чувства, пережитые в последние дни, уже отшумели, на душе было пусто, как в степи. Таган смотрел по сторонам, всем существом его овладела вялость, лень было даже говорить — хорошо, что шофер оказался немногословным парнем.
Сейчас придется объясняться с водхозовцами по поводу статьи, выслушивать упреки, а он и без того устал, устал от всего на свете.
Служащие водхоза здоровались с инженером настороженно, будто ждали от него новых неприятностей. В кабинете начальника Скобелев, Каратаев и Иванюта беседовали, склонясь над планом, покрывавшим стол.
— Вот и мой оппонент, — без особой враждебности встретил Тагана Каратаев; но в голосе одна только холодная вежливость. А Скобелев смерил вошедшего внимательным взглядом и, протягивая руку, не то с удовлетворением, не то с легкой иронией констатировал, как бы для себя:
— Представитель министерства!
Таган в ответ сдержанно кивнул. Скобелев еще раз осмотрел его и, ощетинив усы, повернулся к Каратаеву:
— Ну-с, продолжим.
— Вообще, Сергей Романович, я полагаю, ясно… Сейчас, как и тысячу весен назад, в горах начинает таять снег. И опять полмесяца мы вынуждены сбрасывать воду в пески. Она попусту пропадает. А если аккумулировать ее в Мертвой пади, то используем всю до капли на посевы. Мне твердят о русловых водохранилищах. Все мы прекрасно знаем их, по крайней мере — старые. Они заилены, даже самые верхние. А новое, я не видел его, оно достраивается, и пока неизвестно, выдержит ли оно весенний паводок, если поток окажется мощным. Отсюда вывод, сделанный нами. Естественная падь, о которой мы спорим, не заменит тех водохранилищ, только часть потока мы сможем уловить и использовать. Но в результате все же получаем гарантии, на случай нехватки воды в Кумыш-Тепе и в двух близлежащих селах. Расходы на подключение пади скромны: входное сооружение и два выпуска. Если же смету урежут, выпуски можно не строить, колхозники согласны забирать воду насосом. Договоренность с ними есть. Таков проект. И ведь это не я его выдвигаю, народ выдвигает. Мурадов против. А почему? Быть может, я и в самом деле отстал от жизни?..
— Не надо вносить лирику в деловой разговор, — остановил его Скобелев и обратился к Иванюте: — А вы разделяете точку зрения начальника?
— Да, — ответил Иванюта.
— Ваше слово, молодой человек! — Скобелев опять воззрился на Тагана, и опять обращение не понравилось «молодому человеку»: похоже, его здесь ни во что не ставят.
— По моему мнению, проект неприемлем, — сказал Таган. — Мечта народная решается нынче иным способом. Аму-Дарья дает втрое больше, чем давал Мургаб. Мертвая падь рядом с новым каналом, в сущности, пустяк, и разговор о ней я не считаю таким уж принципиальным. Мы ошибаемся, Акмурад-ага, когда смотрим на дело с прежней точки зрения. Задержать паводок, пустить воду на посевы — как будто благо, но ведь стихийных сбросов скоро совсем не будет. В записке своей, помнится, вы довольно ярко выразились: тысячу лет, мол, русловые плотины громоздили, без конца латали, а паводков в дельте избежать не удавалось. Верно, совершенно верно — для того тысячелетия, — но без учета нынешних, вот этих пяти лет и, может быть, даже месяцев. В Ашхабаде зимой вы не изъявили желания ознакомиться с планом нового руслового водохранилища, хотя вас просили об этом. Помните? Попросту отмахнулись: дескать, не наш район и забота не наша. А как раз то вместительное водохранилище и примет весенние потоки с гор; тут, в дельте, паводки прекратятся. Так называемые излишки не будем сбрасывать в пески. Чем же станет заполняться падь? Деньги затратим, а в яме вашей скопится дождевая вода, которой хватит лишь для разведения малярийных комаров.
— Гм, — подал иронический голос Скобелев; Каратаев же слушал с таким видом, словно у него болят зубы.
— Кроме того, — продолжал Таган, — вокруг пади образуются солончаки, землю погубим. Вон шелководы не прочь использовать Мертвую падь под тутовую рощу. Не знаю всех плюсов и минусов такого варианта, пусть решают агрономы, но, полагаю, роща вырастет неплохая, и это все же не солончаки, не малярийные комары. Свой проект для джара я готовил, зная, что встречу оппонентов, и не только в лице своих учителей. — Таган учтиво поклонился Каратаеву. — Я нашел их среди ближайших своих родичей. Назаров склонен был поддержать водхоз. И вашу записку, повторяю, читали мы внимательно, но пора уже от бумаг, от слов, что называется…
— Да, да, по-моему хватит! — прервал Скобелев, широко улыбаясь. — Только почему же раньше-то вы не убедили товарищей?
— Мы спорили, — устало махнул рукой Каратаев. — Я и сейчас не верю, что можно удержать всю воду с гор. Сезон на сезон не приходится. Какие наводнения-то бывают в иные годы! Разве вы не видели?
— Видел. Во время оно! — подтвердил Скобелев.
— А Зеравшан? Зеравшан, кишлак Айни — вспомнить не грех! — встрепенулся опять Каратаев. — Тоже речка не Волга, а какого шума наделала. Едва не погубила Самарканд со всеми культурными землями. Вспомните: министры из Москвы, специальные команды. Горы взрывали, спасая Самаркандский и Бухарский оазисы. Миллионные расходы. Этого забывать нельзя.
— Но это уже совсем из другой оперы, — возразил Таган. — Я как раз был в кишлаке Айни, меня тогда тоже командировали. Помогал как гидротехник, а потом, когда все обсудили и подсчитали, на бульдозере
