Вдруг Смердов часто заморгал, потом крепко зажмурился и после этого, неожиданно широко открыв глаза, как-то беспомощно улыбнулся. Спустя минуту с ним повторилось то же самое.
— Чему он улыбается? — шепотом спросил Назимов у соседа.
— Привычка у него такая после контузии осталась.
В коридоре Баки повстречал Кимов а, отвел в укромное место, чтобы расспросить о Смердове.
Николай, словно не слыша вопросов, не сводил удивленных глаз с нового одеяния Назимова. В черном кителе Баки ничем не напоминал прежнего полосатого флюгпункта.
— Не удивляйтесь, — улыбнулся Назимов. — Я ведь теперь крупная шишка — лейзеконтролер!
— Вы о Смердове? — наконец понял Кимов. — Что ж, он прямой человек, не лишен воли. Я давно присматриваюсь к нему. Впрочем, ваш дружок Задонов, кажется, ближе знает его. Он вспоминал о каком-то Смердове.
Услыхав о Смердове, Николай Задонов так и вскинулся:
— Погоди, о ком ты говоришь? Этот, что ли?.. — За донов несколько раз резко моргнул, зажмурился, потом с улыбкой широко открыл глаза.
— Да, да! — подтвердил Назимов. — Есть у него такая привычка.
— Он самый, он! — воскликнул Николай. — Тот самый подполковник Смердов, которого я знал еще до встречи с тобой. Мы скитались с ним по лагерям, сначала в Польше, потом в Германии… О, это замечательный старик, пламенный патриот! — закончил он.
— Ему можно поручить ответственное дело?
— Безусловно! — последовал уверенный ответ.
В тот день удачи чередовались с бедами. Не успел Назимов войти в свой барак, как один из немцев- заключенных, горбоносый, длинный и худой как жердь, ненавидяще, исподлобья взглянул на Баки, прошамкал беззубым ртом:
— Гуляешь!
Назимов остановился» спокойно ответил:
— Что вам угодно?
Немец презрительно сморщился:
— Продался, значит? Повышение схватил?
Обидно было Назимову слышать эти слова, но вступать в спор — тоже опасно, на шум могут сбежаться люди. Тогда скандал разрастется и, кто знает, чем кончится. Но и смолчать нельзя. Сделав строгое лицо, Назимов повысил голос:
— Вы меня оскорбили! Я доложу о вашей выходке блокфюреру. И тогда — пеняйте на себя.
Решительный тон подействовал. Немец струхнул, побледнел, начал просить прощения.
— Идите! — смилостивился Назимов. — И впредь держите язык за зубами.
Назимов не преминул сообщить Отто об этом случае.
— Вы правильно поступили, — одобрил Отто. — Я знаю Эриха. Он нахал и трус Для него вполне достаточно и этой меры. Но вообще-то следует добиться, чтобы с вами считались.
В следующую встречу с Симагиным Назимов доложил свое мнение о Смердове. Отзыв он дал положительный, добавил, что Задонов знает Смердова с хорошей стороны. Симагин заключил, что центр готов поручить Смердову формирование «Каменной» бригады.
— Но произошло неожиданное осложнение, — после короткой паузы сообщил Симагин. — У нас заболел Толстый. Сейчас лежит в лазарете. Посвящать нового человека в дело не хочется. Придется вам, Борис, самому договориться обо всем со Смердовым. Дайте ему задание. Для начала ведите речь только о батальоне. Согласится — предложите бригаду.
Назимов, не откладывая дела, через Задонова вызвал Смердова в детский барак.
В комнатушке Задонова они сидели только вдвоем. Из глубины барака доносились приглушенные детские голоса. Но не было ни звонкого смеха, ни веселой беготни. Это наводило грусть. Однако печалиться было некогда, дело оставалось делом.
— Лучшие годы своей жизни я отдал Советской Армии, — тихо говорил Смердов. — И не было бы для меня большего счастья, чем продолжать эту службу в любых условиях.
— Ну а как бы вы ответили, если бы выполнение воинского долга потребовалось от вас сейчас же? — в упор спросил Назимов.
— Я готов! Немедленно готов!
— Хорошо обо всем подумали?
— Жизнь я прожил уже не маленькую, успел не раз подумать. Заново мне решать нечего. Все раньше решено. Говорите: какое будет задание?
— Тогда слушайте приказ: вы должны сформировать боевой подпольный батальон из узников сорок четвертого блока.
При первых же словах Назимова Смердов принял стойку «смирно», выслушал приказ молча. Лицо старого командира было удивительно радостным и счастливым.
Назимов разъяснил ему, как и для каких целей создается подпольный батальон, приказал соблюдать полнейшую осторожность, подбирать людей не спеша, тщательно проверять их. Однако он не разгадал до конца всех чувств, переполнявших сердце Смердова, и это едва не привело к очень печальным последствиям.
Уже следующим вечером к Назимову прибежал сильно встревоженный Николай Кимов.
— Вы дали Смердову какое-нибудь задание? — с ходу спросил он.
— Разве что случилось? — удивился Назимов.
— Он в сорок четвертом блоке провел настоящую мобилизацию! За несколько часов завербовал в подпольный батальон добрых два десятка человек. Его «агитации» подверглись и наши люди из группы «О». Они доложили об этом своим командирам, а те сообщили мне.
— Не может быть! — Назимов побагровел. Следовало не теряя ни минуты увидеть Смердова и прекратить его безрассудные действия.
Назимов торопливо зашагал к сорок четвертому бараку. Ему хотелось сначала повидать Сабира и разузнать о происшедших событиях.
Увидев Назимова, Сабир торопливо заговорил:
— Баки абы, я уж собирался было к вам бежать за советом… Тут заявился один человек. Он в разворошенный муравейник сунул голую руку…
— От тех, кто так неосторожно действует, лучше быть подальше, Сабир.
— Вот-вот! Я такого же мнения, Баки абы. У нас в деревне старики, бывало, говорили: и с печки нужно умеючи прыгать. А ведь тут не с печки, а с неба прыжок.
— Что поделаешь, придется налету ловить такого прыгуна. — Оглянувшись по сторонам, Назимов спросил; — Поцелуйкин слышал что-нибудь?
— Мог слышать. Уши у него не заложены.
В умывальной комнате Назимов, не сдерживая гнева и не очень выбирая выражения, отчитывал вытянувшегося перед ним Смердова:
— Вы что, с ума сошли? Еще говорили, что все продумано. Ни черта бы не думали! Вы же провели чуть ли не мобилизацию. Неужели вы хотите, чтобы всех нас перевешали?
Смердов внезапно заморгал, крепко зажмурился, потом широко раскрыл глаза и улыбнулся. Сейчас, когда нервы были напряжены до предела, это гримасничанье показалось Назимову таким нелепым, что он готов был ударить Смердова.
— Я не предполагал, что вы к серьезному и опасному делу отнесетесь так по-мальчишески! — сквозь зубы процедил он. — За такое непростительное легкомыслие я отстраняю вас от работы и подвергаю аресту. С этой минуты вы не имеете права покидать свой барак и хотя бы пол слова говорить о деле с другими. Предупреждаю, не вздумайте своевольничать. Нам будет известен каждый ваш шаг, каждое слово.
Смердов стоял бледный как полотно. Только сейчас он понял, какую грубую ошибку допустил в работе, за которую взялся было с самыми лучшими намерениями.
