получила рождение крылатая поговорка: «Команда Икс — работа никс». Вскоре поговорка, как боевой политический лозунг, распространилась по всему лагерю.
Теперь, в связи с намерением гитлеровцев восстановить Густлов-верке, «Русский политический центр» напомнил всем лагерникам об этом популярном лозунге. И его разрушительное действие возобновилось. В эти дни прозвучал и другой клич русских военнопленных: «Всё для лагеря, ничего для гитлеровской армии». Смысл этого призыва был в том, чтобы транжирить как можно больше драгоценного сырья на тайную массовую выделку необходимых лагерникам предметов бытового обихода: зажигалок, портсигаров, утюгов, электроплиток и прочего. Им помогали в этом сами же эсэсовцы, падкие на даровое приобретение всякого рода «сувениров»», выделанных заключенными. Вещицы заказывались не столько для личного пользования, сколько для спекуляции.
Саботаж на заводе — дело нужное, но «Русский политический центр» не забывал и самого главного: забот о запасах оружия, о его укрытии. Не прекращалась выработка и самодельного вооружения. Постепенно возобновлялась прерванная боевая учеба.
Усталый Симагин только было присел отдохнуть, вернувшись из ревира, где он работал санитаром, как явился Степан Бикланов. На плече у него — санитарная сумка. Он весело улыбался.
— Николай, цепочки получились что надо! — Он достал из сумки самодельную гранату. — Видал? Сам испытывал. Ничем не уступают настоящим! — Степан сунул гранату обратно, задвинул тяжелую сумку ногой под кровать.
— Где ты ее испытывал? Как? — допрашивал Симагин, а сам беспокойно думал, не допущена ли какая неосторожность.
— Всё в порядке! — по-прежнему оживленно говорил Бикланов. — В старой канализационной трубе. Спустился туда через заброшенный люк. Чтобы проверить неслышимость взрыва, я велел двум ребятам вытряхивать над люком одеяла. Когда вышел, они спрашивают: «Отказала, что ли, не взорвалась?» — Бикланов рассмеялся. — Не то что охрана, даже свои ничего не расслышали, а ведь стояли над самым люком.
Все это было хорошо. И все же какое-то неосознанное беспокойство мучило Симагина, Сам не зная зачем, он тревожно смотрел за окно. Перед глазами — дорожка, посыпанная желтым песком. Чуть в стороне — тачка, нагруженная щебнем. Должно 'быть, узники привезли щебень для ремонта дорожки, асами присели где-нибудь в тень отдохнуть, пользуясь отсутствием надзора. Еще подальше — ограда из колючей проволоки. У прохода — дневальный, одетый в мундир старой кайзеровской армии.
— Ну я пошел, — заторопился Бикланов. — У меня скоро занятия начнутся. Пусть сумка пока полежит здесь. Ночью припрячу.
Только Степан ушел, внимание Симагина привлек человек, быстро шагавший по дорожке. Симагин сразу узнал: это Гельмут, старый член Коммунистической партии Германии, руководитель военного отдела немецких подпольщиков.
Гельмут, едва вошел, быстро и однотонно заговорил, гладя куда-то в угол.
— Николай, сейчас в ваш седьмой барак явятся эсэсовцы для обыска. Причина обыска неизвестна. Всё. Я пошел предупредить других.
Это было настолько неожиданно и страшно, что у Симагин а перехватило дыхание. В седьмом бараке, между двойными стенками, — один из тайников организации, там спрятано оружие. А здесь, под кроватью, — два десятка гранат в сумке, только что оставленной Биклановым!
Симагин не раздумывал и минуты. Рывком выхватил из-под кровати сумку и выбежал из барака, сунул ее под щебень в тачку, позвал двух лагерников, работавших на тачке и отдыхавших сейчас в тени барака, — оба они подпольщики.
— Ребята, тачку быстро — в Малый лагерь! Перепрятать сумку!
Симагин мгновенно огляделся. Неподалеку — группа санитаров с нарукавными повязками, дающими право беспрепятственно передвигаться по лагерю. Все они связные, вполне надежные парни.
— Действовать быстро! — приказал он. — Клички членов центра помните! Немедленно предупредить каждого: сейчас будет обыск.
Санитары исчезли, как в воздухе растворились.
Откуда-то вдруг взялся Бикланов, — должно быть, тоже извещенный Гельмутам.
— Ведро? — отрывисто спросил Степан. «Ведром» они называли радиоприемник.
— Выставь его к двери! — бросил Симагин, Ведро было снабжено двойным дном, сверху наливался жидкий гуталин для чистки обуви.
— Положи сверху сапожную щетку! — добавил Симагин.
Не успели двое узников, толкавших тачку со спрятанными под щебенкой гранатами, добраться до ворот Внутреннего лагеря, как из-за угла показалась группа вооруженных эсэсовцев. «Только бы не растерялись ребята!» — как в бреду твердил; Симагин, следя через окно за сближавшимися эсэсовцами и тачечниками. Напряженность этих секунд была не меньшей, чем ожидание выстрела в упор. Но ведь у входа еще стоит ведро с тайным радиоприемником, а за простенками насовано оружие!
Тачечники благополучно разминулись с эсэсовцами. Но страшное еще не миновало. За дверью загремели кованые сапоги. Эсэсовцы приказали Симагину не двигаться с места. Когда они приблизились к стене, за которой было спрятано оружие, сердце Симагина готово было выскочить на груди. Но внешне ж оставался спокойным.
Обыск длился около двух часов. Эсэсовцы обшарили все уголки. Но ничего не нашли. Недовольно ворча, они покинули разворошенный барак.
Симагин, пережив страшное напряжение, обессиленный опустился на стул. Из груди его вырвался Облегченный вздох. Но колени все еще дрожали. Во время обыска он не был в состоянии о чем-либо думать. Теперь же, когда опасность миновала, первым делом вспомнил о Гельмуте. Как благодарить его? Если бы Гельмут не подоспел вовремя, гитлеровцы наверняка нашли бы гранаты, лежавшие под кроватью, ведь они заглядывали туда. И тогда, страшно подумать, что было бы тогда!
Но беда никогда не приходит одна. В тот же день и почти в тот же час в восьмом бараке произошло еще одно событие.
Бойцы Задонова еще прошлой ночью взяли пистолеты для занятий. По установленным правилам, они должны были в ту же ночь вернуть оружие комбату. Но почему-то не сделали этого, а принесли пистолеты только сейчас. Задонов сунул их в фанерный ящик и уже собрался отнести его в подвал, как в барак ввалился незнакомый эсэсовец. В первую минуту Задонов растерялся, но быстро овладел собой и сделал знак еще не ушедшим двум подпольщикам. Те поняли сигнал и, готовые ко всему, встали с обеих сторон позади эсэсовца. Гитлеровец взглянул на Задонова, потом уставился на ящик.
— Кто ты такой? — спросил эсэсовец.
— Парикмахер, — не моргнув глазом ответил Задонов.
— А здесь что такое? — эсэсовец ткнул тростью в ящик.
— Мои инструменты, господин офицер.
— Гут, — пробормотал тот, повернулся и ушел. Позднее стало известно, что это был новый блокфюрер.
Когда об этом происшествии стало известно Симагину, он глубоко задумался: «Сразу два ЧП в один день! Не слишком ли много? И опять — наша разболтанность…»
Причина обыска выяснилась только на следующее утро. Некий продажный тип из первого барака, выходивший ночью в уборную услышал, как в умывальной комнате что-то подозрительно щелкнуло. Он не ослышался: в ту ночь в умывальне несколько подпольщиков занимались изучением оружия. Предатель донес о своих подозрениях лагерному начальству. Но произошло какое-то недоразумение: вместо первого барака эсэсовцы явились в седьмой и едва не натолкнулись на еще более ценную наживу.
— Нет, так дальше нельзя! — решительно сказал Симагин, вызвав Кимова. — Нельзя допускать, чтобы случайная оплошность грозила гибелью всей организации. Случаи в первом, восьмом и в нашем блоке можно было бы предотвратить. Все это можно объяснить только нашей вопиющей беспечностью. Я виноват вместе с тобой, Кимов. На меня возложено общее руководство «Службой безопасности». Надо еще раз пересмотреть всю нашу систему конспирации. Пожар и паника на Густлов-верке, должно быть, разболтали
