нас… Что думаете делать с доносчиком? — неожиданно спросил Симагин.
— Его судьба решена, — сумрачно ответил Кимов. — В одну подходящую ночь он не встанет с постели.
— Нет, это не годится. Нужно его судить. Перед народом! Пусть знает, за что приговорен к смерти. О составе трибунала подумаем.
— Не будет ли это лишним при наших теперешних условиях?
— Нет, не будет. Мы должны всем показать, что советская власть существует и здесь. Помни, Николай, упустим какого-нибудь иуду, всем нам… туда дорога! — Симагин показал на трубу крематория, над которой плясали языки пламени. — А главное, дело загубим! — Он сел, обхватив голову руками — Не могу забыть, что вот из-за такой же сволочи гибнет наш Ефимов…
— Что-нибудь известно о нем? — спросил Кимов.
— Нет, ничего не знаем, — вздохнул Симагин. — Я верю ему безгранично… Но — как жаль!
Симагин опустил голову, сгорбился. Видно было, что потеря верного, бесстрашного связного очень тяжела для него.
Через минуту он взял себя в руки.
— Николай, мне передали, что карты готовы, Ты забери их.
— Непременно! Карты очень нужны! — обрадовался Кимов.
У подпольщиков уже работала своя фотолаборатория. Несколько дней назад немецкие друзья выкрали у эсэсовского офицера карту района Бухенвальда и передали ее «Русскому политическому центру». В лаборатории эту карту размножили.
— Раздай комбригам и комбатам. Пусть Назимов поможет тебе. Но… — Симагин посмотрел в глаза Кимов а, — осторожность, еще раз осторожность! Ты, Николай, составь что-нибудь вроде специальной инструкции о хранении оружия и карт, выдаваемых для изучения. Расспроси также, где и как хранят свои документы командиры бригад.
— Слушаюсь, — коротко ответил Кимов.
— Думаю, что в ближайшее время необходимо созвать расширенное заседание центра. Нам нужно как следует подумать об усовершенствовании нашей организационной системы. Сейчас мы живем как-то раздвоено: с одной стороны — «Политический центр», с другой — военные командиры. Случались факты, когда людей, уже давно вовлеченных в подпольную организацию агитаторами «Политического центра», еще раз пытались вовлечь в военные подразделения. Эта суетливость вызывает у наших людей справедливое недовольство и раздражение… Еще раз — о военном руководстве. У нас теперь существуют две бригады. Вот-вот оформится третья. Надо бы подчинять их единому командованию. Это возможно при одном условии: если в «Политический центр» будет введен твердый, знающий свое дело старший командир. В период организации бригад нам очень помог Николай Толстый. Казалось, ему бы и следовало поручить единое командование. Но Николаю трудно, не хватает военных знаний. И вообще он не строевой командир… Да и задачи сейчас очень сложные. Перед нами вплотную стоит вопрос о детальной разработке конкретного плана вооруженного восстания и руководства им. Детальная разработка! Надо все предусмотреть. Расставить силы. Рассчитать действия на месте и во времени. Установить взаимодействие… Да мало ли что. «Интернациональный центр» возложил эту разработку на нас, Я уже советовался с некоторыми членами нашего центра. Хочется знать и твое мнение.
— Ты прав, абсолютно прав! — согласился Кимов. — Я, признаться, тоже начал путаться, порою не могу толком различить, где лево, где право.
— Кого же назначить, если можно так выразиться, главнокомандующим? — вслух рассуждал Симагин. — Есть два предложения. Одни рекомендуют подполковника Назимова, другие — подполковника Смердова. Оба — боевые командиры. Есть над чем подумать. «Деревянная» бригада начала формироваться раньше и организована она лучше. Пожалуй, именно она и начнет штурм. Менять ее командира сейчас, мне кажется, было бы неверно. Но это только мое мнение. Во всяком случае, поиски нового человека, способного встать во главе «Деревянной» бригады, нужно начать немедленно. Это падает на тебя, Кимов.
Вскоре состоялось расширенное заседание «Русского политического центра». Были обсуждены все назревшие организационные вопросы. В частности, подпольную организацию русских патриотов решили отныне именовать «Военно-политической».
Главнокомандующим всеми частями был назначен вновь избранный член центра Иван Иванович Смердов. Командиром «Деревянной» бригады остался Назимов. «Каменную» бригаду возглавил майор Рыкалов, доставленный в лагерь позже других.
В конце заседания Симагин сообщил новость.
— Наконец-то получена весточка о товарищах, томящихся в веймарской тюрьме! Сегодня оттуда вернулся один из немецких друзей, содержавшийся по другому делу. Из-за оплошности охранников его перед освобождением, вместо того чтобы поместить в карцер, перевели в общий блок. Правда, он находился там не больше двух часов. Но узнал многое. Наших товарищей арестовали за участие в митинге» посвященном памяти Тельмана. Все же гестапо старается напасть на след подпольной организации. В допросе участвовал сам Кампе. Нескольких человек убили. Двое наших ребят, несмотря на жестокие пытки, держатся стойко. Сильнее всего истязают Ефимова. Немецкий товарищ говорит, что Григорий уже едва передвигается. Но он велел передать: «Пусть товарищи не беспокоятся. Я умру молча», И еще добавил: «А предатель ликвидирован».
Все слушали затаив дыхание. Было очень тихо. Каждый мысленно обнимал боевых друзей, томящихся в тюрьме.
И все же — опять чрезвычайное происшествие
В бараке ни души: все ушли на работу. Назимов подмел полы, смахнул по первому разу пыль с нар, принес полное ведро воды, мокрую тряпку и полез на самый верх нар, на третью полку. Поудобнее разлегся там на животе и принялся переносить со своей карты лагерные огневые точки на карты для командиров батальонов. Как давно ему не приходилось по-настоящему работать с картой! И как любил Назимов эту работу, как стосковался по ней!
В эту минуту он чувствовал себя подлинным боевым командиром бригады. Наступит день, и подпольные батальоны, роты с оружием в руках поднимутся на штурм огневых точек врага, трехэтажных лагерных вышек, колючих заграждений, дотов и дзотов. Все это уже нанесено на карту. Да и день штурма уже недалек. Он приближается в грохоте советских танков. Советская Армия уже громит врага в Румынии и Болгарии, в Югославии, Чехословакии и в Польше. Еще совсем недавно возможность вырваться живым из Бухенвальда даже Назимову казалась несбыточной. Потом эта надежда засветилась далекой и слабенькой звездочкой. А теперь… звезда победы горела где-то совсем рядом, до нее рукой подать.
Назимов так увлекся работой, мечтами, что совершенно забыл, где он находится. Забываться же он не имел права. В коридоре послышался подчеркнуто громкий голос старосты блока Отто. Он отдавал рапорт блокфюреру. Быстро сунув карты под матрац, Баки спрыгнул на пол, схватился за тряпку. В ту же секунду распахнулась дверь, в спальню вошел длинный, сухопарый офицер-эсэсовец. Вся грудь в орденах, сапоги блестят как зеркало; лицо холодное, надменное. Увидев Назимова, он сдвинул брови.
— Ты что тут делаешь, скотина?
— Я — гигиенварт, господин офицер! Вытираю пыль с нар! — отрапортовал Назимов, став навытяжку и неуловимо быстрым движением содрав с головы берет.
Это понравилось эсэсовцу. Военной выправке заключенных лагерное начальство придавало особое значение.
Блокфюреры совершенно не заботились о питании и здоровье узников, но с исключительной педантичностью требовали от них соблюдения правил санитарии, в частности нетерпимо относились к любителям длинной шевелюры. Чтобы не нарываться на лишнюю неприятность, Назимов, как и большинство лагерников, брил голову наголо. Эсэсовцы хвалили за бритье головы, считали это в условиях
