потребности были сведены к минимуму. Если раньше, когда работали в городе, мы покидали лабораторию для того, чтобы выспаться, то теперь, работая за городом, мы и в этом не нуждались. В городе мы бывали теперь очень редко, по какой-нибудь острой надобности. Нас не волновали не только деньги, но и многое другое. В свое время мы не обратили внимания на Карибский кризис, потом не заметили американскую трагедию – убийство президента Кеннеди, а смещением со своего поста Хрущева заинтересовались лишь с одной позиции: может ли это как-то повлиять на наши дела. Мы замкнулись в своем маленьком мирке и все, что происходило вне его границ, рассматривали как мешающие факторы.
Настроив и многократно проверив установку, мы приступили к делу. Теперь большую часть работы за нас делал врач и мед- сестра. Они брали кровь у пациентов, добавляли физиологический раствор и передавали ампулы нам. Мы проводили облучение ампул, после чего медсестра делала укол очередному пациенту. Важно было только не перепутать пациентов и не вколоть кому-нибудь чужую кровь, но это была уже не наша проблема. Мы справились со всей командой за три дня, а на четвертый первые пациенты начали докладывать о появившихся результатах. Их мы сразу сажали на карусель, где они наглядно демонстрировали свои успехи. Посмотреть на это приехал и Генерал. С ним было еще несколько важных персон, но они не сочли нужным нам представиться. Результат получился впечатляющим. Только один из пациентов не обрел новых возможностей. Мы не знали, почему, но побоялись повторить процедуру. Врач поддержал нас в этом, и пациент уехал из части очень недовольным.
На прощанье Генерал зашел к нам и потребовал, чтобы мы срочно готовили документацию на передачу разработанной нами технологии. Это оказалось очень нудным и кропотливым делом. Когда мы передали каким-то очень знающим и сведущим людям свой отчет с чертежами и схемами, то они резонно просили нас объяснить, а почему это работает. Мы не могли ответить и не потому, что не хотели, а потому, что не знали сами.
Лето незаметно подошло к концу, а вместе с ним заканчивалась отделка заводских помещений, и начал формироваться персонал, которому предстояло здесь работать. К нам это почти не имело отношения, хотя Серегу все больше и больше терзали по поводу выбора кормов, тепловых режимов и того, как извлекать из рыбин икру, оставляя их живыми и способными снова ее нагулять. На какие-то вопросы он отвечал, но чаще всего говорил: 'Там по- смотрим'. Все-таки он был скорее практик, чем теоретик. Кроме того, он теперь был увлечен новой наукой – биоэлектроникой – это название мы придумали сами и пока не вкладывали в него особого смысла, хотя считали, что пример с компасом был ее частью. Теперь же мы хотели научить человека принимать радиоволны без помощи приемника. Смогла же природа создать глаз и ухо, используя для этого электромагнитные и звуковые волны. Почему же человек не может обрести слух или зрение в других диапазонах электромагнитного спектра. Может или не может, мы не знали, но нам было достаточно того, что мы этого хотели.
К этому времени наша лаборатория уже обрела штат сотрудников, которых мы поначалу отбирали по признаку трудолюбия и безжалостно выгоняли тех, кто позволял себе рано уходить с работы или перечить нам. Однако очень скоро мы поняли, что усидчивость и покорность совсем не главные черты научного работника, и стали гораздо более внимательны к людям. В результате вокруг нас постепенно собрался вполне работоспособный коллектив. В нем тоже присутствовали признаки одержимости, но, слава Богу, в гораздо меньшей степени, чем в нас самих.
Определить цель наших дальнейших исследований было легко, но даже только наметить пути ее достижения оказалось неимоверно трудно. К этому времени мы уже стали фанатиками своего дела, и ничто не могло нас остановить. Мы упорно изучали физико-химические свойства живой клетки и ее реакцию на электромагнитные воздействия. Одновременно мы обследовали экстрасенсов. Их свозили сюда со всей страны. Большинство из них оказались шарлатанами, но развенчивать мифы не входило в нашу задачу. Некоторые, очень немногие из них, действительно излучали очень слабое электромагнитное поле и были сами способны его почувст- вовать. Постепенно у нас сложилось впечатление, что способность к телепатии исходно была заложена в человеке, но, также как чувст- вительность к магнитному полю, была постепенно блокирована природой или отмерла за ненадобностью. Похоже, это и было причиной их очень слабых телепатических возможностей, которые мы хотели многократно усилить. Эти наблюдения вселяли в нас призрачную, но постепенно крепнущую надежду вернуть человеку утраченные возможности.
Исследования продвигались крайне медленно, и мы, уже привыкшие к быстрым успехам, часто были готовы впасть в уныние. Однако что-то, гнездящееся внутри нас, каждый раз заставляло находить выход из очередного кризиса. Мы продолжали затянувшийся поиск, отстаивали перед начальством свое право на продолжение исследований, что с каждым разом было все труднее и труднее.
Начальство, конечно, легко могло прекратить наши очень далекие от практических результатов исследования. Для этого надо было просто закрыть нашу лабораторию, тем более, что, заняв гораздо большую площадь, чем планировалось, и увеличившись численно, она перестала приносить хоть какую-нибудь пользу. Но начальство не делало этого. Возможно, причина была в том, что наш рыбозавод заработал на полную мощность и, видимо, приносил неплохую выручку. Весь технологический процесс здесь был полностью, от начала и до конца, поставлен нами. Наверное, это дорогого стоило. Нам самим было приятно видеть, как суетятся мальки в маленьких, специально для них сделанных бассейнах, и как подъемный кран поднимает из воды огромную усыпленную белугу и кладет ее на операционный стол. Хирурги в стерильных одеждах подходят к ней, вынимают из нее сотню килограммов драгоценной икры и зашивают рану. Белуга возвращается в бассейн, в свое стойло, иначе это и не назовешь, а ее место на столе занимает новая рыбина. На другом столе то же самое происходило с осетрами. Раскрылась и тайна капитальной стены, делящей завод на две части. Когда у нас появлялась готовая продукция, у двери в стене в нашем стерильном зале появлялись три фигуры в белых халатах, из- под которых торчали сапоги. Они отпирали дверь, смотрели, как продукция медленно проплывает мимо них по конвейеру, запирали ее и уходили.
Действительно, Серега превратил рыб в дойных коров, говоря, что каждая из них должна выдержать до сотни доек, после чего ее следует пустить под нож. Наверное, те шведы и норвежцы, которые в свое время показывали нам свои маленькие заводики, увидев наш гигант индустрии, прониклись бы к гению советского человека неисчерпаемым уважением. Но видеть наш завод и еще десяток строящихся в таких же закрытых городках могли только избранные. Их продукция выпускалась под маркой других, известных во всем мире заводов на севере и юге страны. В Москве же в магазинах икры не было вовсе. Она как пропала из продажи в конце пятидесятых годов, так больше и не появилась. Однако в рационе нашей столовой икра и рыба были в изобилии, все более заменяя собой становившееся дефицитным мясо.
Наверное, эти успехи, которые, несомненно, были нашими, и давали моральное и материальное обоснование существованию нашей лаборатории. Так мы решили этот вопрос для себя и больше к нему не возвращались, с головой уйдя в новые для себя проблемы. На их решение ушло около семи лет, но назвать их долгими было никак нельзя. Да, бывало, что минуты тянулись тягостно, но недели, месяцы и годы пробегали незаметно. Наконец, забрезжил свет в конце тоннеля. Мы уловили связь между кодовыми последовательностями, которые излучали наши программаторы, и элект- рохимическими процессами в клетке. Мы научили их петь и танцевать под нашу дудку. Теперь оставалось научить их выполнять те функции, ради которых мы все это затеяли.
За годы нашего затворничества начальство почти забыло о нас, и мы о нем. Поэтому мы крайне удивились, когда снова увидели в лаборатории Генерала. Он не был здесь с тех пор, как мы 'вправляли мозги' – устанавливали компасы в головы почти двух десятков офицеров. Генерал выглядел щеголевато. Будучи примерно вдвое старше нас, он был чисто выбрит, подтянут и причесан, не в пример нам, встретившим его в мятых и не слишком белых халатах, заросших щетиной и с давно не стриженными волосами. Наверное, мы произвели на него не лучшее впечатление. Он внимательно, как всегда, выслушал наш сбивчивый доклад и дал ему свою оценку:
– Мхом вы тут заросли, ребята. Сначала побриться, постричься, а потом поговорим поподробнее. Я тут у вас дня три погощу.
Он ушел, а мы, понимая его правоту, пошли приводить себя в порядок.
