Воздуха», ниже, на террасах, разбиты цветники, еще ниже пролегают торговые улицы. В числе других товаров здесь торгуют и картинами. На террасах и площадках много скамеек, кресел, но, прежде, чем садиться на них, надо было за это платить.
Вид Парижа с Монмартра прекрасен. Мы долго любовались его панорамой.
Спустились вниз. Зайдя в одну из многочисленных кондитерских, спросили самых лучших конфет для подарка домой и каково же было наше удивление, когда нам предложили конфеты московской фабрики «Большевичка» или что-то в этом роде.
Мы посетили авиационный завод «Испано-Сюиза», выполнявший заказ СССР. Экскурсоводом был работавший тогда в Париже известный наш инженер, т Левин, позже начальник 2-го управления ГК НИИ ВВС. Никаких встреч с рабочими не было, однако любопытства с их стороны по отношению к нам было проявлено немало. Но были и рабочие, подчеркивавшие свое к нам безразличие. Когда мы находились в цеху, я приметил одного станочника: грузный, пожилой, лысеющий человек, с полным бритым лицом, в сером, неглаженном, но чистом костюме, с часами на цепочке в кармане жилета. Он нас как будто совершенно не замечал. Мне показалось, что вот этот рабочий и есть «рабочий-аристократ».
Просились мы сходить на кладбище Пер-Лашез к стене коммунаров, но посольство нам это запретило — может возникнуть демонстрация. Не надо создавать неприятности французскому правительству, мы прилетели в Париж к нему в гости.
На последнем приеме в посольстве наш посол, т. Раскольников, насколько помню, пригласил летчиков в один из залов и представил нам господина Эррио, мэра города Лиона, председателя партии радикал-социалистов. Был он среднего роста, пожилым уже, исключительно полным человеком. Помню его черные, небрежно разбросанные волосы, бледноватое лицо, карие приветливые и внимательные глаза, черный свободно сидящий костюм.
Эррио сказал по-русски: «Советские летчики, я друг Советской России. Я люблю летчиков, приглашаю вас в гости к нам в город Лион». Конечно, мы в один голос ответили: «Спасибо, прилетим!».
Тринадцатого августа наши три корабля, полностью заправленные горючим, тяжело взлетели один за другим с аэродрома Ле Бурже, сделали в знак благодарности за проявленное к нам дружелюбие и гостеприимство большой круг над громадным вечно прекрасным Парижем и взяли курс на Лион. На бортах наших кораблей были французские летчики.
Штурман никогда не смотрит на город, который уже пролетел, он смотрит только на впереди лежащую местность, радуется, что опознал ее и что расчет сходится с действительностью. Под крыльями наших краснозвездных кораблей проплывала благословенная земля Франции, сопровождая нас. вились голубыми узорными лентами рек Сена, Йонна, Луара. Сона (приток Роны). Через два часа тридцать минут полета мы прибыли н Лион.
После посадки мы объехали город, потом нас принял в ратуше Эррио со своими друзьями по партии радикалов. Французских офицеров на приеме не было. Вечером опять приемы в ресторане той гостиницы, где мы остановились. Приемом руководил сам Эррио, всегда внимательно следивший за каждым из нас, беспокоившийся, все ли нам подано. Инженерно-технический состав, готовивший самолеты к завтрашнему полету, на прием запоздал и мои соседи по столу, французы, оказались без «своих» русских соседей. Пришлось мне, в этих делах неискушенному занимать двух-трех французов. Я не знаю французского, они никогда не слышали русского, беседа наша шла с помощью мимики и стаканов. Вижу — с этой миссией мне не справиться. Один трех не перепьет, скорее получится наоборот. Не ожидая помощи со стороны, говорю сам себе: «Черт знает, что делается, хоть бы стакан холодной воды со льдом дали». К счастью, стакан воды со льдом стоял передо мной, но у соседей стояли три стопки с водкой. Наш хозяин, стоя на председательском месте, улыбался.
Утром на аэродроме собралось много штатских и военных. Появились бочки с пивом на машинах, метровой длины хлеб и другие припасы на дорогу летчикам от Эррио. Но вот погрузка закончена. После дружеского приема и сердечного прощания наши, не знающие устали, крылатые гиганты поднялись в воздух, сделали прощальный круг над городом Эррио, Лионом, голубыми Роной и Соной, и взяли курс строго на север. Пролетели Дижон. Нанси, повернули на восток, прилетели опять в Страсбург, где из-за исключительно плохой погоды решено было сесть. Этот перелет был самым тяжелым. кончился он благополучно только благодаря редкой выдержке и умению командиров кораблей, Г. Ф. Байдукова, Ефимова и Леонова, и прекрасного специалиста А.В. Белякова. Они достойно выдержали экзамен, приведя самолеты к цели.
Вечером начальник гарнизона Страсбурга дал прием, который прошел так же хорошо и приятно, как и все предыдущие. Вечером мы немного побродили по улицам, кое-что посмотрели. Утром пятнадцатого августа самолеты обычным порядком взяли курс на северо-восток, через Германию, в Прагу.
День оказался отменно ясным, видимость хорошей. Шли на высоте 2000 метров сначала до Карлсруэ вдоль Рейна, далее на восток до Нюрнберга и через Пильзен на Прагу, В этом полете мне бросилось в глаза, что на Западе трубы очень многих заводов и фабрик не дымили. Сказывался кризис.
Через три часа пятнадцать минут эскадрилья приземлилась на аэродроме Праги, где нас встретили очень хорошо, по-славянски, Остаток этого дня и весь следующий наша авиационная делегация была официальным гостем чехословацкого министра авиации.
На приеме в городской ратуше местные коммунисты, показывая партбилеты, искали среди нас членов партии, но их не оказалось, на что чехи очень обижались.
Был прием и у министра. Там нам вручили чехословацкие нагрудные авиационные значки, «птички». Своих «птичек» в то время у нас еще не было.
Шестнадцатого числа мы объездили и исходили город, побывали в Кремле (Г раде). где любовались башенны — ми часами и с удовольствием слушали их бой.
В Праге, как и в Варшаве, язык не был помехой для общения. Большинство тогдашних чехословацких офицеров авиации побывали в годы первой мировой и гражданской войны в России и в Сибири. Очень многие начинали знакомство там: «О, я был в России, у меня есть русская гимнастерка и сохранилась еще пачка махорки». Мы же угощали чехословаков дорогими папиросами Совмонголторга «Борцы» или «Казбек» из больших коробок. Вокруг аэродрома всегда было многолюдно, неоднократно приходили делегации с окраин, просили нас выступить на собраниях. Но желающих опять-таки не находилось. С аэродрома часто поднимались немецкие самолеты, на что чехи реагировали невесело.
Семнадцатого августа 1934 года наши самолеты в последний раз оторвались от чужой земли и взяли курс через Варшаву к границам Родины. Через девять часов беспосадочного полета мы приземлились в Москве на Центральном аэродроме.
Фотопанорама
В журнале кроме архивных использованы фотографии
B. Тимофеева и Н. Якубовича
Автор выражает благодарность C. А. Миногину за помощь, оказанную при подготовке рукописи.
Главный редактор С. Спинько
