Мисс Слейтер была очень деликатной женщиной. Мы говорили обо всем, кроме Аннет. Естественно, разговор зашел о Фелиции. Она ее очень беспокоила. После смерти Аннет с нею произошел очень длительный нервный припадок и в ее поведении стали отмечать поразительные странности.
– Знаешь, Рауль, она учится играть на пианино.
Я, конечно, этого не знал и был немало удивлен такой метаморфозе. Фелиция и пианино! Это были совершенно несопоставимые вещи. Ведь кроме того, что у нее были руки как у грузчика, ей еще и медведь на ухо наступил.
– Говорят, у нее вдруг прорезались музыкальные наклонности, – недоуменно продолжала мисс Слейтер. – У меня это не укладывается в голове. Ты же знаешь, сколько трудов мне стоило научить ее читать и писать.
Я кивнул, подтверждая ее слова.
Через некоторое время я вошел в зал, где мы обычно занимались. Фелиция играла на пианино! Ее манера напоминала выступление Аннет в Париже. Я был шокирован своим открытием. Услышав мои шаги, она перестала играть, повернулась ко мне и посмотрела на меня умным насмешливым взглядом, столь характерным для Аннет. Я буквально остолбенел и подумал… Нет, господа, я не скажу вам, какая неожиданная мысль пришла мне в голову.
– А, это вы, мсье Рауль, – легко произнесла она.
Я сразу уловил необычную интонацию в ее голосе. Аннет всегда называла меня просто Рауль. Но Фелиция неизменно обращалась ко мне «мсье Рауль» после того, как мы стали взрослыми. В данный момент это обычное «мсье» звучало в ее устах откровенной насмешкой.
– Привет, Фелиция. Сегодня ты выглядишь как-то по-другому.
– Неужели? – задумчиво сказала она. – Странно, странно. Что это у тебя так лицо вытянулось, Рауль? Нет, определенно, отныне я буду называть тебя просто Рауль. Ведь мы выросли вместе. Жизнь дана для того, чтобы смеяться и наслаждаться ею. Давай вспомним бедную Аннет. Умерла, так и не насладившись жизнью. Как ты думаешь, она сейчас в чистилище? – И она хитро прищурилась, прочитав мое недоумение.
Вдруг она запела песенку, изрядно фальшивя. Я отчетливо разобрал итальянские слова и, признаюсь, очень удивился.
– Фелиция! – воскликнул я. – Ты знаешь итальянский?
– А почему бы и нет, Рауль? Я не так глупа, как вы думаете. Вернее, как я вас заставила думать.
У меня, видно, был настолько ошарашенный вид, что она рассмеялась.
– Но я совершенно ничего не понимаю… – начал было я.
– А я тебе объясню. Я – прекрасная актриса, хотя вы и не подозревали этого. Я могу одновременно играть многие роли, и притом мастерски.
Она вновь рассмеялась и быстро выбежала из комнаты, прежде чем я успел ее остановить. Перед моим отъездом я снова увидел ее. Она спала в большом кресле, храпя как пьяный извозчик. Я стоял и наблюдал за ней, опасаясь новой мистификации. Вдруг она вздрогнула и открыла глаза. Они вновь были тупы и безжизненны.
– Мсье Рауль, – механически пробормотала она.
– Да, Фелиция. Я уезжаю. Не сыграешь ли мне на прощание?
– Я, сыграю? Вечно издеваетесь над бедной девушкой, мсье Рауль.
– Но ведь ты играла только вчера утром.
– Чтобы я играла? Как может такая грубая, неотесанная девушка, как я, играть на таком тонком инструменте!
Потом она помолчала, как будто что-то туго соображая, и сделала мне знак наклониться поближе.
– Мсье Рауль, в этом доме творятся странные вещи. Кто-то играет глупые шутки. Например, переводит часы. Да, да! Я знаю, что говорю. Это все ее проделки.
– Чьи? – изумленно воскликнул я.
– Аннет, конечно. Этой злючки-колючки. Когда она была жива, она постоянно мучила меня. И даже теперь, когда умерла, встает из могилы, чтобы издеваться надо мной.
Я уставился на нее, ничего не понимая. Она была явно чем-то страшно напугана. Все ее тело била дрожь, а глаза вылезали из орбит.
– Она злая, испорченная, говорю я вам. Она вынимает хлеб из вашего рта, снимает с вас одежду и… забирает душу. – Вдруг она судорожно схватила меня за руки: – Я боюсь ее! Я постоянно слышу ее голос. Он звенит у меня не в ушах, а прямо в мозгу. – Костяшками пальцев Фелиция постучала себя по лбу. – Она унесет меня, унесет куда-то далеко. И что тогда со мною будет?
Ее голос поднялся до крика, до леденящего душу визга. Сейчас она была похожа на раздираемую хищником жертву. Потом она вдруг улыбнулась, и в ее глазах появился коварный блеск. Я невольно поежился.
– Если до этого дойдет, мсье Рауль, то я знаю, в чем моя сила. В руках, вот в этих руках.
Я никогда не обращал особого внимания на ее руки. Но сейчас, когда она протянула их ко мне, сжимая и разжимая узловатые мускулистые пальцы-пружины, меня прошиб пот. К горлу подступила тошнота. Должно быть, именно такими руками ее отец когда-то задушил ее мать.
Это была моя последняя встреча с Фелицией Болт. Вскоре я вновь уехал на заработки. На этот раз в Южную Америку. И вернулся лишь через два года после ее смерти, об обстоятельствах которой кое-что прочитал в газетах. А о подробностях я услышал только что от вас. Фелиция Третья и Четвертая, говорите? Да, она была прекрасной актрисой!
Поезд начал постепенно замедлять ход. Четвертый человек выпрямился и застегнул пальто на все пуговицы.
– Ну, каков же ваш вывод, мсье Рауль? – спросил адвокат, порывисто наклоняясь к человеку, целиком завладевшему их вниманием.
Рауль Летардо решительно встал:
– Я продолжаю утверждать, джентльмены, что история Фелиции Болт – это история Аннет Равель.
Он взялся за ручку двери купе, готовый выйти, но вдруг неожиданно повернулся и, наклонившись, постучал согнутым указательным пальцем по мясистой груди каноника Парфитта.
– Главный исцелитель находится здесь, а все остальное… – он шутливо ткнул священника под ребро, – только вместилище, обитель, дом. Скажите мне, джентльмены, что бы вы сделали, если бы обнаружили в своем доме взломщика, так сказать, непрошеного гостя? Скорее всего, пристрелили бы.
– Нет! – воскликнул экспансивный каноник. – Мы живем в цивилизованной стране…
Но его последние слова были адресованы в пустоту. Дверь купе захлопнулась перед его носом.
Священник, адвокат и доктор остались одни. Четвертый угол купе был пуст.
Цыганка
Макферлейн не раз замечал у своего приятеля Дика Карпентера непонятную неприязнь к цыганам. Причины ее он никогда не знал. Но после того, как расстроилась помолвка Дика с Эстер Лоэс, отношения мужчин приобрели более откровенный характер.
Макферлейн сам уже около года был помолвлен с младшей сестрой Эстер – Рэчел. Он знал обеих девушек с детства. Медлительный и осмотрительный по натуре, он долго сам не мог признаться себе в том, что детское личико Рэчел и ее честные карие глаза все больше притягивают его. Не такая красавица, как Эстер, нет! Но зато куда более искренняя и нежная! Сближение между мужчинами началось, пожалуй, после помолвки Дика со старшей сестрой.
И вот теперь, через каких-то несколько недель, помолвка снова расстроилась, и Дик, простодушный Дик, тяжело переживал это. До сих пор его жизнь текла гладко. Он удачно выбрал профессию: ушел во флот. Любовь к морю была у него в крови. Обладая натурой, не склонной к глубоким размышлениям, очень простой и непосредственный, Дик чем-то напоминал викинга. Он принадлежал к тому типу молчаливых юных англичан, которым не по нраву проявление каких-либо эмоций и крайне трудно облекать свои мысли в слова.
Макферлейн – суровый шотландец, в сердце которого таилась мечтательность его кельтских предков, – молча курил, в то время как его друг беспомощно барахтался в потоке слов. Макферлейн понимал, что тому надо выговориться. Но он ожидал, что речь пойдет совсем о другом. Однако имя Эстер Лоэс поначалу даже
