– Ты что, не слышала? Она опять влюбилась.
Было общеизвестно, что манекенщицы меняют приятелей так же часто, как трусики. Мужчины были одним из знаков доблести их профессии.
– А теперь она в кого влюбилась? – спросила Лорен.
– В звезду английского рока – Эмерсона Берна. – И Пиа хихикнула: – Когда Нейчур узнает, она ее убьет, она считает, что все английское автоматически принадлежит ей.
Лорен попыталась сохранить спокойствие. Чересчур уж много всего свалилось на нее в последнее время. Совсем недавно она сидела в Филадельфии и зевала над своей нудной работой, которую ненавидела, и боролась с боссом, который ее преследовал. И вдруг оказалась в Нью-Йорке, запросто общается с ведущими манекенщицами и звездами рока. Эмерсон Берн был знаменит. И она увидит его! Эмерсон Берн! Ведь не так уж давно афиша с его портретом висела над ее кроватью вместе с портретом Джона Леннона.
«Успокойся, Робертс, он просто-напросто человек. И судя по тому, что о нем известно, не очень приятный».
– Могу я на тебя положиться в этом деле? – спросила Пиа, уже выходя. – Я сама бы это сделала, но у тебя так все хорошо получается, ты такой организованный человек.
«Да вовсе я не такая организованная, – хотелось ей закричать, – мне всего-навсего двадцать один год, и я тоже хочу жить».
– Конечно, – ответила она. – Оставь номера телефонов, и я завтра же начну действовать.
– Господи! – взглянула Пиа на часики. – Уже больше семи, мой парень меня просто убьет. Мы идем на «Манхэттен». Я с ума схожу по Вуди Аллену. Ты проверишь, все ли погашено и заперто, ладно?
«Большое спасибо, Пиа. Почему бы мне не подшивать в папку и все твои квитанции».
Она поехала домой на метро, не обращая внимания на пожилого искателя приключений в плаще, словно взятом из театрального реквизита.
Напротив сидели две девицы. Они все время хихикали, а то и заливались хохотом, и мужчина обратил свое внимание к ним.
– А ты отрежь себе и вставь в рамочку на память, – огрызнулась одна из них и сделала грубый жест.
Искатель приключений выскочил из вагона, пошел искать более сговорчивых.
Лорен остановилась на углу недалеко от дома, купила в магазине банку бобов и хлеб. «Еще одно пиршество», – саркастически подумала она.
После приезда в Нью-Йорк она ни разу никуда не выходила. Распорядок дня был неукоснителен: работа и дом, никаких вариантов. Двое молодых мужчин как-то приглашали ее на свидание – один был фотографом, который случайно зашел в офис, чтобы повидаться с Сэмм, другой – помощник бухгалтера в ее офисе. Но Лорен отклонила оба предложения. Кому нужны эти огрызки? Не ей уж во всяком случае.
«Ник Анджело». Почему она так часто вспоминала это имя? И она задумалась, где он и что делает. Но больше всего она думала о том, счастлив ли он?
Да какое ей дело? Ник Анджело – это прошлое. И ей совершенно безразлично, если она его больше никогда не увидит.
39
Ник никогда не видел человека толще, чем Мэнни Манф-ред. Мэнни был не просто толстый, он был гаргантюанских размеров, с бусинками глаз, несколькими подбородками, с крашенными в желтый цвет волосами, уже почерневшими у корней. Он сидел в специально сделанном по его размерам кресле за скрипучим вертящимся столом, посасывая «севен-ап» через соломинку и швыряя пригоршни орешков кешью в жадный маленький рот. Нет, не такого человека ожидал увидеть Ник. Кью Джи и Мэнни вместе могли составить зрелище века.
– Я Ник.
– Ну и что?
– Вы мне сказали, чтобы я пришел.
– О, да. Кью Джи тебя прислал.
– Верно.
– Чего хочешь?
– Работы. Повременной. Мне надо часть дня быть свободным, чтобы ходить на прослушивания, когда они начнутся.
– Какие прослушивания?
– Я актер.
– Это кто сказал?
– Это говорю я.
Мэнни пошевелился в кресле и вздохнул:
– Водить машину умеешь? – Да.
– Хорошо водишь? – Да.
– Права не отбирали?
