– Это… это невозможно.
– Возможно. «
– Каким образом?
– Помнишь, когда я пришла сюда работать? У него перехватило горло.
– Да.
– И ты проходу мне не давал день и ночь, и как только твоя жена уходила из дому, ты начинал приставать ко мне – и я тогда спала в подвальной комнате. И в одну ночь ты ко мне пришел, зажал мне рот рукой и влез ко мне, хотя я этого не хотела.
– Ты тоже этого хотела, – сердито ответил он, – после того первого раза ты сама об этом просила.
– Я тогда забеременела от тебя и не знала, что делать. Так что вышла за первого, который меня захотел, и мы переехали жить в трейлер. А когда я ему сказала, что беременна, он сбежал от меня, и все эти годы я была одна. Но я продолжала работать на вас, и ты продолжал прижимать меня, пока я не постарела.
– Но мы с женой всегда помогали тебе, и вот как ты нам отплачиваешь – враньем? Она хмуро рассмеялась:
– Помогали мне! Дерьмо! Я надсаживала свою черную задницу для тебя и твоей семьи, не забывай. Я стирала твои грязные портки, чистила ваши уборные, убирала всякую грязь.
– И теперь ты собираешься шантажировать меня, рассказывая эту давнюю историю?
– Я хочу, чтобы все было справедливо со мной и твоим ребенком.
– Она мне не дочь.
– Хочешь, чтобы я всем в городе рассказала, как ты имел меня все эти годы? Хочешь, чтобы я рассказала, что ты изнасиловал собственную дочь?
– Ты этого не сделаешь.
– Сладкий мой, – сказала она с горечью, – мне терять нечего. А вот как с тобой будет?
22
Ник подъехал к аптеке, припарковался с черного хода, вошел через кухню и сразу же вцепился в Луизу, которая несла заказанную яичницу с ветчиной.
Она остановилась и присвистнула:
– Ну и видок. Не лицо – сплошная рана.
– Мне нужен врач, – быстро сказал Ник.
– Да тебе об этом вроде надо было думать раньше.
– Не мне. Льюк заболел, мой маленький братишка. Он у меня в фургоне. К кому его везти?
– Видишь ли, – сказала она, поколебавшись, – док Маршалл в отъезде, а док Шеппард не любит, когда его беспокоят дома.
– А где он живет?
Она поставила поднос на прилавок и занялась всецело Ником.
– А что с ребенком?
– Не знаю. Он весь горит и не может как следует дышать.
– Давай-ка я взгляну, прежде чем ты поедешь будить доктора Шеппарда. Он, знаешь, этакая капризная старая скотина.
Она сняла фартук.
– Эй, Дэйв, – крикнула она, – у меня перерыв, пусть займется делом Черил.
На Льюка тем временем напала неудержимая дрожь. Хар-лан сидел рядом, и вид у него был самый несчастный.
– А ты говорил, что ему жарко, – укоризненно сказала Луиза, положив руку на лоб ребенка. – О, черт возьми, да у него жар, это правда!
– Как ты думаешь, что с ним? – спросил Ник.
– Не знаю. Но это все нехорошо. – Она влезла в фургон. – Едем. Мы разбудим дока Шеппарда. Держи налево, потом второй поворот направо. И давай, Ник, жми.
Она ехала на автобусе дольше, чем обычно. Арета Мэй сидела у окна. Сегодня ее переполняли давно подавленные чувства. Она на позволяла им возникать все семнадцать лет.
Да, Бенджамин Браунинг был отцом Синдры, и она была рада, что наконец все выложила. Ей было приятно видеть то выражение, что появилось на его высокомерном белом лице, когда до него дошел весь смысл ее слов, и он понял, что натворил.
Грязная свинья. Он был скверный человек, и только деньги спасали его от полного падения.
С глубоким вздохом она вспомнила день, когда начала работать у Браунингов. Ее мать пришла к ним по объявлению в газете, и мистер Браунинг согласился оплатить переезд Аре-ты Мэй из Канзас-Сити, если она сразу же приступит к работе.
– Моя дочь приедет, – сказала мать в восторге оттого, что сбудет с рук одну из семи дочерей. Мать
