Призрак бомбея

наследства, и грудь затопили стыд и сожаление — как тогда у Тетки Рози. Он хотел, чтобы ему дали еще один шанс заслужить их любовь и уважение. Он не представлял жизни вдали от семьи. Ощутив внезапно накатившую слабость, он напрягся, стараясь не подать вида. Стоя перед матерью и сыном, Джагиндер собрался капитулировать, признав наконец ответственность за свои проступки. Но родственники, набившиеся в бунгало, только и ждали момента, чтобы вынести вердикт, — точно в зале суда. Нет, такого унижения ему не вынести. И Джагиндер решил не сдаваться.

— Ты не нашел ее? — наконец спросил кто-то, и по толпе пробежал ропот.

Джагиндер покачал головой.

Маджи медленно протянула руку к сыну. Она заметила нерешительность Джагиндера, его понурый вид. Стоя перед ней, он молил о пощаде. Как никто другой Джагиндер понимал, что Маджи никогда не пожертвует честью семьи, прилюдно его осрамив. Но он все же вернулся, узнав о пропаже Мизинчика. Он вернулся.

— Подойди, бэта, — сказала она. — Мы все извелись.

Джагиндер оцепенел, стараясь скрыть, насколько удивлен нежным голосом матери. Последний раз она так ласково обращалась к нему — бэта — еще до свадьбы. Если бы дом не ломился от свидетелей, Джагиндер бросился бы к ее ногам и заплакал.

Тучи на улице вдруг прорвало со страшным грохотом, дождь забарабанил по крыше, и комната погрузилась в кромешную темень. Включили свет и закрыли окна. Трубы загремели и засвистели. Крепко вцепившись в ридикюли, дамы украдкой озирались. В потолке появилась течь, за ней — вторая и третья. Вода ритмично, зловеще закапала на гостей.

Нимиш поймал взгляд Маджи.

— Парвати, принеси ведра, — приказала Маджи, пытаясь скрыть нарастающий ужас.

В конце коридора послышался металлический лязг.

— А что это там звенит? — спросил один из гостей.

— Схожу проверю, — сказал Нимиш.

— Нет, — отрезала Маджи, — оставайся здесь.

Бунгало затрещало под натиском муссонов. Из коридора хлынула вода.

Раздались крики, гости заторопились к выходу.

— Видно, трубу прорвало, — сказала Маджи, повернувшись в Джагиндеру.

— Чокнуться можно, — раздраженно проворчал Джагиндер, стаскивая носки.

Нимиш протиснулся в темный коридор, шлепая ногами по ледяным лужам.

— Дороги затопило! — воскликнула Парвати, тыча рукой во двор.

Где-то замкнуло проводку, и комната провалилась во тьму. Холод пробирал до костей.

Нимиш остановился во мраке коридора и потянулся пальцами к двери ванной. Медленно выпрямившись, он нащупал засов.

Дверь была отперта.

Она распахнулась, сбив его с ног. Мимо пронесся леденящий сквозняк. В зале кто-то завопил. Свет вспыхнул и тут же снова погас, потом еще и еще — выхватывая из темноты сцены столпотворения. Дамы энергично набрасываются на груду чаппалов, выдергивая из нее свою обувь. Мужчины тщетно ищут разбежавшихся жен. Савита и Кунтал вихрем вылетают из спальни вместе с близняшками. У выхода толчея. В суматохе кто-то хватает женщину за грудь.

Небо распорола молния.

— На улицу! — закричал один из гостей, и вся толпа в панике бросилась по аллее к воротам. — Крыша провалилась!

— Дети! — раздался вопль Маджи.

— О господи! — заголосила Савита.

— Сюда! Сюда! — Джагиндер пробирался против течения к жене.

Но едва последний гость выбежал из бунгало, внезапно все прекратилось.

Маджи стояла в луже дождевой воды и смотрела вверх на невредимый потолок.

Джагиндер расправил курту, мрачным взглядом провожая удирающую родню:

— Кишка тонка! Дождик побрызгал, а они и сдрейфили!

— Всего лишь течь, — сказала Маджи, тяжело дыша.

По здравом размышлении стало ясно, что вода полилась через щель в крыше.

— Ними! — пронзительно позвала сына Савита. — Где Нимиш?

— Я здесь, мама. — Он появился, слегка прихрамывая, заглянул в бледное лицо Савиты. — Дверь была заперта, — впервые солгал он матери. — Все в порядке, я проверил.

Маджи уединилась в тихой комнатке для пуджи, чтобы поразмыслить. После страшной муссонной ночи ее дом, ее убеждения и само ее существо были разгромлены, измочалены. Неизвестно, сколько еще ей удастся сплачивать семью. Теперь вся родня начнет судачить о том, что бунгало ужасно обветшало, и плести небылицы, как их чуть насмерть не задавила рухнувшая крыша. Да еще, как на беду, со дня на день должны приехать великосветские родители Савиты из Гоа, где у них второе жилище на пляже Колва.

Маджи отогнала эти мысли, переключившись на Джагиндера. Эта кошмарная ночь наконец-то образумила ее сына. Маджи задумалась над загадочными словами тантриста: «То, что ты дал, будет дано. То, что ты взял, будет взято». Она ведь умоляла богов вернуть Мизинчика. «Берите, что хотите», — так просила она. И минувшая ночь — словно чаша весов, отягощенная потерями. Возможно, теперь, после молитв Пандит-джи и обряда тантриста, удастся склонить весы в другую сторону. Разумеется, покаянное возвращение Джагиндера — хороший знак. Смежив глаза, Маджи послала богам благодарную улыбку.

Но тотчас вспомнила, что призрак никуда не делся, он все еще здесь, в бунгало. «То, что однажды ее убило, теперь поддерживает призрака». Маджи беспокойно заерзала перед алтарем и открыла глаза. Судьба призрака — в ее руках. Хоть он и обрел силу, Маджи сильнее. У нее есть решающее оружие.

— Вода, — вслух сказала она.

Младенец утонул в ведре с водой. И теперь Маджи поняла, что сможет уничтожить призрак, лишив его этой стихии.

Рыбацкая деревушка

Мизинчик открыла глаза. Она лежала на раскладушке, накрытая грубым одеялом. В висках стучало, тело горело, хотя кончики пальцев были синие.

— Маджи? — испуганно позвала она. Кольнуло в боку.

Тотчас появилась женщина. Присела рядом на корточки. На предплечье — татуировка. Зеленое хлопчатобумажное сари, продетое между ног, выцветшая бирюзовая блузка. Волосы собраны сзади в пучок, украшены жасминовым венком. На груди крупное серебряное ожерелье. Лицо темное, как шоколад, с глубокими морщинами, словно от тяжелой жизни. Женщина была не старая, но уставшая. Она осторожно влила Мизинчику в рот ложку воды и сменила холодный компресс у нее на лбу.

— Милочка?

Женщина покачала головой:

— Нет. Ты можешь называть меня тетей Джа-нибаи.

— А Милочка-диди? Она тоже здесь?

— Увы, только ты, — сказала Джанибаи. — Она была с тобой?

— Нет, — солгала Мизинчик, только сейчас осознав необычную обстановку.

— Отдохни пока, — промолвила Джанибаи, встала и выглянула за дверь.

Мизинчик услышала снаружи голоса, говорившие на диалекте, который она не понимала, но узнала благодаря походам на Кроуфордский рынок, — это было рыбацкое наречие конкани. Моложавый мужчина в дхоти, завязанной узлом между крепкими, мускулистыми ногами, и в полосатой футболке вошел в лачугу. Они с Джанибаи обменялись раздраженными фразами, все