когда они занимаются любовью, им может повезти. Но дети все никак не получаются, и именно потому, что оба совершенно здоровы, непонятно, как их лечить. Эту странную неспособность породить жизнь они пытаются побороть с помощью еды и секса. Муж говорит, что у жены тело порнозвезды: пышная грудь, тонкая талия, плоский живот, круглая попка и длинные ноги.
Друг другу они безумно нравятся. Например, когда обедают, Сальваторе вдруг просит Маддалену показать грудь. Маддалена всегда носит лифчики с застежкой спереди, и стоит ей расстегнуть блузку — груди выскакивают на волю, большие и упругие. Сальваторе встает из-за стола и начинает их ласкать, и тут они прерывают обед и удаляются в спальню.
Их спальня — самая красивая комната в доме: просторная, с расписными потолками, на полу дорогая плитка фабрики Джербино — зеленая, лазурная, бледно-желтая и розовая, — высокие окна, каждое в своей нише, кованая кровать с изысканными завитушками и парчовым покрывалом и створчатое трюмо. Перед этим трюмо Маддалена устраивает для мужа стриптиз, иногда даже под музыку, потому что ходила в танцевальную школу и танцует прекрасно. Еще им нравится заниматься любовью в машине. Она задирает юбку и демонстрирует Сальваторе, что на ней лишь пояс с чулками. Они тут же останавливают машину где попало, и потом им так хорошо, что хочется петь — еще и потому, что Маддалена ведь могла забеременеть.
И на пляже Поэтто им нравится заниматься любовью. В субботу Сальваторе не работает, и они с Маддаленой идут с утра пораньше на море, пока там никого нет. Нагулявшись, ложатся на полотенца, и Маддалена мужа всячески провоцирует: натирает кремом соски или проводит пальчиком по лингаму — так называется член в Камасутре — а потом берет его за руку и проводит его пальцем по своей йони — так в Камасутре называется вагина — пока лингам у него не твердеет до неприличия, так что, если на пляже кто-то вдруг появляется, ему приходится ложиться на живот.
Запретные дни для Маддалены и Сальваторе самые грустные — значит, и в этот месяц ребеночек у них не получился, но после воздержания желание вспыхивает с новой силой.
Маддалена без ума от своего мужа и, когда его нет дома, открывает шкаф, целует его одежду и вдыхает его запах.
Маддалена многое рассказывает сестрам и гувернантке, которую они зовут нянюшкой, а та нет-нет да что-нибудь и сболтнет, какой-нибудь пустяк, но у людей богатая фантазия, они чего только себе не вообразят.
3
Не так давно бестолковая графиня решила забрать обратно нянюшку и поселить у себя. Она обменяла всю мебель из своей гостиной на кровать с письменным столом, шкаф из ДСП и желто-зеленый пуфик из кожзаменителя.
Семейство, с которым она поменялась, ей даже спасибо не сказало, но она все равно рада, ведь это, как всегда, люди бедные, и за ее мебель они выручат немало, к тому же у нянюшки будет своя комната, пускай и неказистая — да чего там, просто безобразная.
Гостиная была у графини единственной приличной комнатой. Единственной, где приятно было находиться. Самая ценная часть квартиры, сияющая отблесками позолоты, с парчовыми креслами, диваном и скамеечками для ног, золочеными деревянными рамами и куклами искусной работы. На стенах висели портреты предков, а портреты родителей были самые большие, да еще и в костюмах девятнадцатого века. У мамы графинь на портрете вид был жалобный, словно ей хотелось всем сказать: «Простите, что я такая смешная, наряженная в кружева, да еще эти рукава с буфами, а главное, простите, что мне так повезло».
Их маме все завидовали, потому что она, бедная и убогая, вышла замуж за богатого и знатного — вот ведь какое везенье. Она была дочерью
Тем временем мама-egua вышла замуж, у нее родились еще дети, и муж, человек, по-видимому, хороший, взял девочку домой и звал ее Фана. В три года она очутилась среди совершенно незнакомых ей людей. Поначалу ей даже понравилось, что теперь она спит в небольшой комнатенке, где у нее своя тумбочка, стул и часть шкафа, а не в зале с длинными рядами кроватей вместе с монашками, но держалась она все время в стороне, одна-одинешенька, и каждое утро ее рвало только что выпитым кофе с молоком под ноги первого же, кто к ней подходил, и она убегала, сгорая от стыда. Тогда мама-egua отправила ее к тетушкам — старым девам, сестрам мужа, и там ей поначалу тоже понравилось, потому что комнатка у нее теперь была своя собственная, а на стенах были нарисованы вьющиеся цветы, там даже был комод, а на нем — вращающееся зеркало и куча расчесок и щеточек, и флакон с пульверизатором. Но всё было такое изящное, что она чувствовала себя не в своей тарелке, словно гостья в большом чужом доме, и изо всех сил старалась, как и положено гостям, не делать ничего такого, что могло бы не понравиться новоявленным тетушкам, выбрала себе креслице в углу у окна, где на подоконнике стояла огненно-красная герань, там читала, делала уроки и, будь ее воля, там бы и ела, держа тарелку на коленях.
Выросла она вовсе не ведьмой, а красавицей, и отец графинь, знатный, богатый, но большой чудак, женился на ней и звал ее ласково Фанучча. Конечно же, семья не одобрила его выбор и даже лишила большей части наследства, которое предки, впрочем, начали проматывать еще в те дни, когда король хлопал дверьми и твердил, что наш королевский дворец — жалкая лачуга.
Говорят, правда, что отец наследство не промотал, а потратил на лечение жены, у которой было больное сердце. Хотя, возможно, главной причиной ее болезни была неожиданно свалившаяся на нее удача, ведь ей самой не верилось, что из облезлого уродца она превратилась в красавицу, вышла замуж по любви, родила трех дочерей, живет в этом потрясающем дворце, и у нее прислуга и все такое прочее. И чувствуя себя виновной в нарушении мирового порядка — ведь где это видано, чтобы дочь проститутки попала из картонной коробки в самый роскошный в городе особняк — она изо всех сил старалась не привлекать к себе внимания. Одевалась всегда во что-нибудь неприметное и даже потрепанное, а густые волнистые волосы стягивала в пучок. Ходила, ссутулившись, в стоптанных бесформенных туфлях, встретив кого-нибудь, бледнела, а если ей делали комплимент, чуть не падала в обморок. Прислуге, и особенно нянюшке — одного с ней возраста, такой же умной, доброй и красивой, но, конечно же, не такой везучей — она всячески давала понять, что это они — хозяйки в доме, и сама не принимала никаких решений без их одобрения.
Ей казалось, что если она вот так съежится и спрячется, то убедит всех, что на самом деле ей вовсе не повезло и за мировой порядок можно не беспокоиться.
Местные старожилы утверждают, что маленькие графини казались скорее дочерьми нянюшки, которая воспитывала их по своему усмотрению. Перед школой девочки должны были перестелить постель. Перестелить, а не заправить. Потом приготовить себе завтрак, вскипятить молоко, сделать тосты, вымыть чашки и молочник. Маддалена и Ноэми научились делать всё как следует. Но самая младшая не научилась ничему. Даже за другими доделать не могла, только все портила.
— Tenisi is manus de arrescottu! У тебя руки-крюки! — выговаривала ей нянюшка. — Вот ведь бестолковая! По-другому и не скажешь!
Так и прилипло.
Иной раз графиня вдруг начинала бунтовать: «А вот возьму и испеку вам чудесный творожный торт, белоснежный, с украшениями?! Или сыграю на скрипке венгерские танцы?! А может, спою красивым голосом целую оперу?! Или научусь водить самолет?!»
Нянюшка только фыркала и отмахивалась.
—
На самом деле нянюшка хотела, чтобы девочки росли такими же, как все. Не ощущали себя
