нервы и настроение. Я приблизительно знаю ведь их содержание! Но стихи Ваши — если они в «Оп<ытах>» помещены — я знаю, п<отому> что Вы их мне прислали, еще давно, с пометкой, что они — для «Опытов»[144]. Кажется, я Вам на них не ответил, простите.
Первое («Ни добрых дел…») — очень хорошо, замечательно совсем. Нет, пожалуй, не «совсем» — из-за слов в скобках. Я ничего против скобок не имею. Это — прием, иногда дающий новую интонацию колебаний, смущения, остановки в задумчивости. Но у Вас есть умение быть subtile[145] и точнее в одно время, и мне кажется, что внешняя, подчеркнутая нерешительность в выборе слов ослабляет действие внутреннее. Смоленскому или Туроверову скобки могли бы помочь. Но не Вам, во всяком случае, не здесь, в этих стихах. Мне кажется, что «в грехах» — нужно, но вместо двух слов до них было бы лучше какой-нибудь эпитет к грехам, точный, неожиданный, вполне Ваш. Но я придираюсь, притом без авторского приглашения. Стихи очень хорошие, бесспорно.
Второе — тоже, но все-таки «спорно». По-моему, лучшая строфа — вторая, где хорошо «вкратце» и отзвук «на двадцатый век» (особенно — «вкратце»). Но мне не нравится конец, м. б., потому, что я не люблю этого самого «Пророка»[146]. Бунин чуть в обморок не упал, когда я ему это сказал, а Бахрах меня убьет, но не люблю, ничего не поделаешь. Это стихи, которые нельзя написать как надо было бы, и Пушкин их написал не так, т. е. не без оперы. У него есть стихи бесконечно лучше, а именно эти считаются его вершиной. М. б., они для меня испорчены, п<отому> что я раз слышал, как их читал Осоргин (у масонов) с воем и воплем под Достоевского.
Стихи в «Н<овом> журн<але>» — «для немногих», как у Жуковского[147]. Но Вы весь — для немногих, и надо бы это когда-нибудь растолковать. Впрочем, о Вас кто-то недавно писал верно (Большухин? — кто это, если он?). Ну, вышло не письмо, а фельетон.
До свидания. Спасибо, что не забываете, и простите, что отвечаю не всегда аккуратно, в частности, и на стихи. Для Вашего радио я теперь кое-что пишу, но не совсем знаю, что именно им нужно.
Ваш Г. Адамович
17
104, Ladybarn Road Manchester 14
20/V-58
Дорогой Игорь Владимирович!
Я был рад и Вашему письму, и огорчен им. Что с вами? Почему и чем Вы были больны? Сердце, насколько помню, у Вас всегда «пошаливало», но печень? Бунин говорил «я весь разваливаюсь», но Вам как будто рановато. Надеюсь, санатория Вас поправит и подкрепит. Только не слушайте докторов, если они будут Вас отравлять множеством лекарств! Я по опыту знаю, что от этого больше скрытого вреда, чем явной пользы «Notre corps est une machine a vivre»[148], говорит Наполеон в «Войне и мире», и это верно, но не все доктора это еще понимают.
Ну, оставим болезни и медицину. Но от всего сердца (по-французски «de tout coeur»[149] — лучше, не так плаксиво!) желаю Вам поскорее вернуться к обычному состоянию.
Что же о литературе? Я действительно виноват перед Вами — и не только Вами — что в статье о «Н<овом> журн<але>»[150] поэтов обошел. Но в ближайшие дни буду писать о новых двух книжках «Н<ового> ж<урнала>», и больше всего именно о поэтах[151]. Значит, и о Вас. Ваши стихи очень хороши, совсем. Кроме того, я недели две назад послал Иваску большую статью для «Опытов»[152], и там есть несколько строк, весьма прочувствованных, о Вас да еще два слова о Г. Иванове. Статья общая, не об отдельных поэтах. Кстати, она до сих пор меня «мучает», как бывает у женщин после родов, кажется. В ней очень многое не досказано, другое пересказано, хотя я писал ее со вниманием, немножко как пишут завещание. Но это-то и может звучать фальшиво. Ну, увидим. В сущности, это итог и резюме несчастной «парижской ноты», которая, кстати, сильно мне надоела, особенно в интерпретации Иксов и Игреков. Вот и Берберова пишет мне, что в ее журнале будет «полемика» между мной (т. е. Б<ерберов>ой) и Марковым о «парижской ноте»[153]. Воображаю, что они сообща наболтают!
Насчет Пастернака я с Вами согласен. Его стихи никогда не доходят до черты, за которой нет споров. Последние, из «Д<окто>р<а> Живаго» — жиже, слабее по напору, чем прежние. И уж никак я не могу вынести переложения слов Христа пастернаковским стилем! Романа я не читал. Говорят, это лучший русский роман XX века. Может быть. Если даже он литературно хуже, скажем, Бунина, то внутренне Пастернак, конечно, на другой высоте, и, пожалуй, правда, он больше Бунина, Горького и др. имеет право на продолжение «великой русской литературы». П<отому> что она ведь правда была «великая», а в наше столетие сдала и поглупела.
Еще согласен насчет Оцупа в «Гранях»[154]: что-то есть. Оцупу мешает то, что он считает себя пророком и мэтром. У него маленький настоящий талант, но ведь и это — редкость! Еще ему мешает глупость (написал же он этой зимой в «Р<усской> мысли», что «персонализм» — новое течение в поэзии, которое будет процветать «под моим водительством», textuellement![155]).
У Иваска какие-то неприятности с Кодрянской[156], а через нее и с Цетлиншей. Он вздумал Кодрянскую исправлять, а она возмутилась (я это знаю от нее). Было и еще кое- что. Надеюсь, это не приведет к его отставке, но исправлял он К<одрянскую> напрасно: она над каждым словом бьется часами и очень своего стиля и слога держится. Он, по-видимому, хотел ее пригладить, «причесать».
Ну, Игорь Владимирович, вышло не письмо, а послание-монстр. Вы устанете читать! Крепко жму Вашу руку и шлю самые искренние пожелания, житейские, медицинские, литературные, всякие.
Ваш Г. Адамович
Я здесь до начала июня. Потом — в Париже: 7, rue Fred<eric> Bastiat, Paris 8.
18
3, Scarsdale Road Victoria Park c/o Mr. White Manchester
7/XII-58
Дорогой Игорь Владимирович Спасибо, что вспомнили и написали. Чем Вы были больны? «Кровообращение — швах» неясно. Это скорее старческая немощь, а Вы ведь человек еще молодой. И чем Вас лечат или лечили? Я в сердечных болезнях довольно опытен. Пожалуйста, напишите мне все обстоятельно, когда вообще соберетесь писать.
Насчет моих стихов: мне приятно (не совсем то слово), что Вы некоторые из них помните и даже будто бы любите. Я их совсем растерял, забыл и скажу откровенно — мне как-то даже совестно, неловко о них думать. Насколько они далеки от того, чем должны были бы быть! Но то, что у Вас хотя бы отдельные строки удержались в памяти, наводит меня на мысль, что, может быть, кое-что в них и попало. Должен Вам признаться «с глазу на глаз», что я не очень люблю стихи Г. Иванова. Конечно, они гораздо лучше, удачнее, полнее моих. Но мне в них не нравится ирония и «анекдотическое» сцепление слов. «Служенье
