Грохот молота по стеклу развеял вызванный мечтою образ. Мерета перевела взгляд на иллюминатор: стекло вибрировало от ударов, стало непрозрачным под сетью трещин, да и только. После каждого напрасного удара мужчина издавал стон бессилия. Затем он попробовал разбить другое стекло, но оно тоже не поддалось. Видно было, что тощие руки парня не привыкли к таким тяжелым орудиям. Интервалы между ударами становились все длиннее.
С улыбкой она посмотрела на свое тело, безвольно вытянувшееся на полу. Так вот как выглядела Мерета Люнггор перед смертью! Еще немного, и ее тело будет расчленено и выброшено на помойку, но это ее уже не волновало. К тому времени душа ее будет свободна. Для нее настанут новые времена. Ей пришлось пережить ад на земле, и всю свою жизнь она провела в горести. Из-за нее пострадали другие люди. В иной жизни хуже этого уже ничего не может случиться, если только есть иная жизнь. А если там вообще ничего не будет, то чего же тогда бояться?
Она скользнула взглядом вниз и обнаружила, что темно-красное пятно на полу было не больше ладони. Тогда она перевернула руку и посмотрела на проколотое место. Кровотечение почти остановилось. Несколько капель проступило на коже, они слились вместе и медленно начали сворачиваться.
Между тем удары молота снаружи смолкли, и не слышно было ничего, кроме посвистывания воздуха в щели шлюза и громкого биения пульса в ушах. Эти удары сделались громче. Прислушавшись к себе, Мерета заметила, что голова заболела, а все тело и суставы заломило, как при начале гриппа.
Тогда она снова взялась за иглу и глубоко вонзила ее в только что закрывшуюся ранку, даже подвигала иглой вверх и вниз и покачала во все стороны, чтобы расширить порез.
— Мама, я пришел! — послышался новый голос.
Это был Лассе. Затем в переговорной системе раздался испуганный голос его брата:
— Я хотел поменять батарейку, но мама велела мне принести молот. Лассе, я не смог разбить стекло, хотя старался изо всех сил.
— Молотом его не расколотишь, — ответил Лассе. — Твоих сил для этого мало. Надеюсь, ты не сломал детонаторы?
— Нет, я смотрел, куда бить. Я правда очень старался.
Мерета вытащила иголку из раны и посмотрела вверх на помутневшее стекло, по которому во все стороны разбегались трещины. Рана на запястье кровоточила теперь сильнее, но все же недостаточно. О господи, почему? Неужели она проколола не артерию, а вену?
Тогда она уколола себя в другую руку. Резко и глубоко. Тут, слава богу, кровь потекла сильнее.
— Мы не могли помешать полиции зайти на территорию усадьбы, — сказала вдруг ведьма.
Мерета затаила дыхание. Увидела, как кровь вдруг вырвалась из раны и потекла быстрее. Полиция? Неужели сюда приходила полиция?
Она закусила губу. Почувствовала, что головная боль усилилась, а сердце забилось слабее.
— Они знают, что этот участок раньше принадлежал Хейлу, — продолжала женщина. — Один из них прикинулся, будто не слыхал о гибели Даниэля Хейла поблизости отсюда, но он солгал, Лассе, я поняла это по выражению его лица.
Мерета почувствовала давление в ушах, как при посадке самолета, только оно усиливалось быстрей и сильней. Она попыталась зевнуть, но не смогла.
— Зачем я им понадобился? Это имеет отношение к тому полицейскому, о котором писали газеты? Это тот, который заведует новым отделом? — спросил Лассе.
Из-за пробок в ушах голоса доносились до Мереты словно откуда-то издалека, но она не хотела пропустить, что они говорят. Ей надо услышать все.
— Лассе, я не знаю, — плачущим голосом отозвалась женщина из-за стены. — Не знаю! — то и дело повторяла она.
— Почему ты думаешь, что они сюда вернутся? — продолжал он спрашивать. — Ты же сказала, что я ушел в рейс.
— А как же! Они ведь знают, в каком пароходстве ты работаешь. Они слышали про автомобиль, который от них приезжает. Тот черный об этом проговорился, а полицейский-датчанин за это на него рассердился, это было сразу видно. Они наверняка уже знают, что ты уходил в море на несколько месяцев, а сейчас работаешь по снабжению. Они все выяснят, Лассе, я это знаю. И то, что ты несколько раз в неделю присылаешь сюда излишки съестного на машине от пароходства, — для этого ведь достаточно просто позвонить, и ты не сможешь этому помешать. Думаю, они уехали только за ордером на обыск. Они спрашивали, нельзя ли осмотреть участок.
Мерета затаила дыхание. Так значит, полиция еще вернется? С ордером на обыск? Неужели они так думают? Взглянув на кровоточащее запястье, она крепко зажала вену ладонью. Кровь продолжала сочиться из-под большого пальца и медленно капала ей на колени. Она решила, что вновь откроет рану только тогда, когда будет уверена, что битва проиграна. Вероятно, они одержат верх, но пока что ее враги находились в затруднительном положении. Какое это было чудесное чувство!
— На каком основании они собирались осматривать участок? — спросил Лассе.
Мерета почувствовала, что давление в ушах нарастает. Ей уже почти не удавалось его выровнять, но она старалась держать рот открытым и вслушивалась в каждое слово. Сейчас добавилось еще и давление в бедре. И в челюстях.
— Следователь-датчанин сказал, что его брат работает в «Ново» и поэтому ему хочется осмотреть место, где начиналось такое крупное предприятие, как «Интерлаб».
— Какая ерунда!
— Поэтому я и позвонила тебе.
— Во сколько они тут были?
— Всего двадцать минут назад.
— В таком случае в нашем распоряжении, возможно, осталось меньше часа. А надо еще и собрать по кусочкам труп и куда-то спрятать. Мы не успеем, нужно же время, чтобы все прибрать и помыть. Нет, придется все отложить. Сейчас главное сделать так, чтобы они ничего не нашли и отстали от нас.
Мерета приложила усилие, чтобы отогнать от себя слова «собрать по кусочкам». Неужели Лассе действительно говорил о ней? Как вообще можно быть таким мерзким циником?
— Желаю вам, чтобы они приехали и поймали вас, прежде чем вы успеете удрать! — крикнула она. — Чтоб вам, мерзавцам, сгнить в тюрьме! Ненавижу вас! Слышите? Всех вас ненавижу!
Она медленно поднялась с пола, глядя на расплывчатые тени за помутневшим окном.
— Значит, ты теперь наконец поняла, что такое настоящая ненависть, — ледяным голосом заговорил Лассе. — Ты поняла это, Мерета? — крикнул он.
— Лассе, ты ведь собирался взорвать сейчас это здание! Ты не забыл? — вмешалась женщина.
Мерета напрягла слух в ожидании ответа.
Повисло молчание. Лассе, вероятно, обдумывал, как поступить. Речь шла о ее жизни. Он обдумывал, как удобнее всего убить ее так, чтобы самому не попасться. Для него речь шла не о Мерете, на ней давно был поставлен крест. Речь шла только о них самих.
— Нет, мама, при сложившихся обстоятельствах мы не можем это сделать сейчас, придется подождать. Они не должны заподозрить, что тут что-то неладно. Если мы сейчас все взорвем, весь наш план пойдет насмарку. Тогда мы не получим страховку. Нам придется исчезнуть. Навсегда.
— Лассе, я так не могу, — сказала женщина.
«Ну так и умри вместе со мной, старая ведьма», — подумала Мерета.
С тех пор как она однажды заглянула в глаза Лассе на свидании в кафе «Банкрот», ей больше ни разу не доводилось слышать в его голосе такой нежности.
— Знаю, мама, знаю, — ответил он ей.
В это мгновение в его голосе появилось что-то почти человеческое, но затем он задал вопрос, от которого Мерета еще сильнее сжала рану на запястье:
— Так ты говоришь, она заклинила люк?
— Да. Разве ты не слышишь? Давление выравнивается слишком медленно.
— Тогда я включу таймер.
— Таймер, Лассе? Но с таймером сопла откроются только через двадцать минут. Нельзя ли сделать это как-то иначе? Она перерезала себе вены. Нельзя ли остановить вентилятор?
