признать, что слова В. К. Арсеньева, сказанные им в начале века, приобрели ныне еще большую остроту: «…Этот драгоценный дар Земли вымирает, и мы должны уберечь его от участи динозавров, морской коровы и гигантского эпиорниса, которые навсегда исчезли… на нашей планете».
Забота о сохранении женьшеня как вида, растущая с каждым годом потребность в корне вызвали к жизни плантации, на которых женьшень выращивается искусственно, руками человека. Одними из первых — еще шесть веков назад — начали культивировать женьшень корейцы. В окрестностях Кэсона, древней столицы Кореи, в настоящее время насчитывается несколько сот гектаров, занятых под чудо- корень. В среднем вес каждого из них около тридцати граммов. Примечательно, что развитие растения в искусственных условиях протекает раза в три-четыре быстрее, чем в естественной среде. С каждого гектара мастера Корейской Народно-Демократической Республики снимают не менее полутонны сырья, которое идет на изготовление лекарств, косметических средств, кондитерских изделий и напитков.
В последние годы и в нашей стране в широких масштабах идет приручение корня, главным образом на Дальнем Востоке и Северном Кавказе. На этом пути, к сожалению, пока больше неудач, чем успехов, трудно отлаживается технология, много организационных помех. И все-таки будущее именно за культивируемым женьшенем.
Появился большой отряд любителей, которые выращивают корень на приусадебных участках и даже в комнатах. К ним с полным правом можно отнести и уральского энтузиаста.
Как попал женьшень в маленькую деревеньку? Из переписки Сыропятова с институтами и садоводами можно составить если не том, то во всяком случае пухлую брошюру. В какие двери он только не стучался! Первое письмо поначалу обрадовало его. Институт, говорилось в нем, приветствует глубокоуважаемого Степана Минеевича и готов оказать ему всяческую поддержку в его благородном стремлении вырастить женьшень на Урале. Вот только семена институт, опять-таки к глубокому сожалению, выслать не имеет возможности. После некоторой тренировки Степан Минеевич научился бегло пробегать первую половину ответов, выдержанных в свойственном ученым корректном тоне, и внимательно изучал последний абзац, в котором, увы, неизменно присутствовала фраза «к сожалению».
Но вот однажды весной пришла посылка из Владивостока. В марле на влажном мху лежало сто зернышек, невзрачных на вид, похожих на семена вики. Для Степана Минеевича наступили радостные и трудные дни. Привез из леса землю, смешанную с перепревшей листвой, тщательно выбирал место, памятуя, что дальневосточный гость любит южные и юго-восточные склоны. Солнца достаточно. Но вот задача: женьшень любит несовместимое — солнце и тень. Прямые солнечные лучи для него губительны. Тогда-то и воздвиг Сыропятов свой шатер, двойной частокол.
Осенью грядка не подавала даже малейшего признака жизни. Во Владивосток ушло паническое письмо. Из института последовало вежливое разъяснение, что женьшень всходит на второй год.
— Оконфузился я, дорогуша, перед учеными, — добродушно смеется садовод. — Ведь читал об этом сколько раз, да вот запамятовал. Уж больно мне хотелось поскорее увидеть свое дитя.
Сравнение корня с ребенком весьма точное. Он требует повседневной заботы, чуть не доглядел за этим капризным дитятей — и пошел насмарку многолетний труд. Сыропятов на деле убедился, насколько мудра и справедлива восточная поговорка, гласившая, что легче обучить взрослого тигра, чем вырастить женьшень.
Когда я в последний раз побывал у Степана Минеевича, то прошло уже двадцать лет с той поры, когда были заделаны в почву первые семена. На плантации росло пятьдесят корней. Было намного больше, за сто, но помешало… свердловское телевидение, подготовившее о Сыропятове большой очерк. Среди зрителей, смотревших передачу, оказались лихие люди. Ночью приплыли на лодке в Комарово, часть корней выкопали, часть — истоптали. Сыропятов с горя слег. Вызвали милиционеров. Те сначала рассердились: этого, мол, только не хватало, огороды охранять. Когда же Сыропятов показал им журнал с сотнями отзывов, те искренне заинтересовались и попросили взять журнал с собой. Журнал «зачитали», воров не нашли.
Мне довелось держать этот журнал в руках. Толстая тетрадь в дерматиновом переплете. Заполняется она стихийно. Плывут по реке туристы, услышат про садовода и заглянут в дом, что стоит на крутом берегу. Степан Минеевич рад свежему человеку, охотно делится с каждым своим опытом. Старик пунктуальный и дотошный, он и завел специальную тетрадочку. Записей в ней много, приведу лишь одну: «Мы, туристы из Верхних Серег, прослушали лекцию, если можно назвать ее лекцией, о пользе растений южных и северных. Таких специалистов любить нужно, беречь, поощрять. На таких людях, как Степан Минеевич, держится красота земли русской».
В 1974 году в «Известиях» была опубликована хроникальная заметка о садоводческих изысканиях Сыропятова. В Комарово хлынул поток писем, который условно можно разделить на две части. Наиболее увесистую объединяет страстное желание любителей получить хотя бы одно семечко женьшеня. Вряд ли центральное статистическое управление ведет точный учет садоводов, но если таковой есть, то, как бы ни была высока цифра, ее смело можно считать заниженной. Урбанизация жизни вызвала — и процесс этот совершенно закономерный — колоссальную тягу к земле, к природе. Просматривая почту Сыропятова, удивляешься, до чего богата земля талантами.
Вениамин Чернушкин из Саратова предлагает на обмен семена помидоров. Сорт, выведенный им, необычен: куст высотою четыре метра дает урожай 25—30 килограммов, а отдельные экземпляры весят полтора килограмма. Виктор Филоненко из Липецкой области разводит 64 сорта груш, преимущественно канадских и североамериканских, имеет свой питомник. Пенсионер Иван Ефимович Сазонов задался целью доказать, что и в Целиноградской области, где на сотню километров простираются голые степи, могут цвести фруктовые сады. На его участке плодоносят яблони, груши, слива, вишня. А если испытать женьшень?
Письма второго плана — исповедальные. Белому листку бумаги поверяются боль, судьба человеческая.
Нетрудно заметить, что многие адресаты бесконечно убеждены в том, что женьшень — панацея от любой постигшей их беды. Но немало писем и от тех, кому женьшень действительно остро необходим. Следуя советам врача, больные пускаются в бега, в поиски за лекарством. С таким же примерно успехом, с каким можно отыскать клюкву в пустыне.
На первые письма Степан Минеевич отвечал обнадеживающе, многим, памятуя собственные невзгоды, отсылал заветные семена. Иным, чье письмо трогало за самое сердце, направлял настойку, сделанную собственноручно. Но вскоре понял, что ему не справиться с лавиной, — до ста писем в день! — она погребет его. К тому же выяснилось, что подавляющее большинство адресатов не знает даже элементарных основ садоводства. Спрашивают его, например, может ли женьшень расти в Армении и какую технологию он посоветует применительно к местным условиям? Как ответить, если Сыропятов ни разу не был на Кавказе?
И все-таки выход был найден. Нашлись последователи Сыропятова в районном центре, в Артях. Агрономы-энтузиасты решили продолжить опыт земляка, только в более широких масштабах. Им-то и передал Степан Минеевич все семена, помог на первых порах.
Это было его главное завещание, ему было отрадно сознавать, что дело передано в надежные руки.
А в моей памяти он остался таким, каким я видел его в последний раз. Мы садились в лодку, когда он медленно, опираясь на палку, спустился к берегу. Не спеша достал из кармана небольшую бутылочку.
— Прими от меня подарок. Женьшеневая настойка.
Застучал мотор, поплыли назад небольшие, но крепко сколоченные домики глухой уральской деревушки Комарово, стал уменьшаться на глазах плечистый, с окладистой бородой старик, дарящий людям на прощанье здоровье.
ИЗ КНИГИ ПРИРОДЫ
