И чтобы доказать Гогену, отказавшемуся принять его в Понт-Авене, что он остался его преданным учеником, несмотря на всё, что написал про него Орье, он сделал серию рисунков и картин по мотивам «Арлезианки», написанной Гогеном в Арле. Эта поразительная по вдохновению серия была его способом продемонстрировать мэтру свою мазохистскую покорность. Он отправил один из этюдов Гогену, не преминув заверить его в том, что он «почтительно» (42) следовал рисунку, этим всё сказано.
Матери и сестре он писал, что его живопись весьма второстепенна, что он – ничто или что-то вроде того, что брату не следовало называть своего новорождённого сына Винсентом, а лучше Теодорусом, как папу, и т. п. Он сообщил, что завтра собирается поехать в Арль, а теперь пишет ветку цветущего миндального дерева, чтобы украсить ею спальню первенца Тео и Йоханны. Трудно отделаться от мысли, что он выбрал для первых шагов в жизни малыша Винсента то самое миндальное дерево, которое за два года до того стало знаком появления великого живописца Винсента. Не закончив эту картину, он отправился в Арль с портретом госпожи Жину по рисунку Гогена, чтобы вручить его модели.
Этот успех, это признание, пришедшие из Парижа и Брюсселя, были, по его словам, «самым скверным для художника» событием. Надо признать, что для него это было сильным эмоциональным потрясением. Что произошло с ним во время той поездки, в которую он отправился без сопровождения? Об этом ничего не известно. Снова в Арле у него случился приступ, картина была потеряна, и несчастный с помутившимся сознанием через два дня в одноколке вернулся в приют. Неизвестно даже, где он провёл ночь. Этот кризис был самым долгим и самым тяжёлым из всех, что ему довелось пережить. В течение двух месяцев его терзали чудовищные страхи, от которых он ревел, как те больные из «зверинца», галлюцинации, кошмары, уже привычные изнеможение, оцепенение и попытки самоубийства. Когда он пытался проглотить краску из тюбика, его застали с вылезшими из орбит глазами и пеной на губах. Пришлось немедленно ввести ему сильнодействующее рвотное средство. Он очень мало ел, худел и впадал в продолжительные периоды отупения, когда не мог ни читать, ни писать, ни контролировать свои мысли.
Пейрон писал Тео, что эти поездки в Арль вредны для Винсента. Чтобы это заметить, ему потребовалось немало времени! В книге Пьера Маруа «Секрет Ван Гога» предложена гипотеза по поводу этой поездки. Винсент поехал в Арль якобы не только для того, чтобы забрать свои картины из места их хранения и отправить Тео, но также и для того, что Гоген называл «гигиеническими прогулками», – для посещения борделя, и там он будто бы не смог исполнить то, ради чего пришёл. Предположение не такое уж беспочвенное. В письмах Винсент не уставал повторять, что живёт как монах, который время от времени встречается с женщиной. Возможно, он хотел повидать знаменитую Рашель или какую-нибудь из её товарок. Но, накачанный бромом перед отъездом в Сен-Реми, он, возможно, принимал его и позднее, что в результате побочного эффекта могло привести к импотенции. Как знать? Многие уклончивые фразы в его письмах дают основание говорить об этой слабости. Например, упоминая летом 1888 года эту особенность Мопассана, он говорил, что похож на него в «физическом» отношении (43). Но это состояние могло быть преходящим. Здесь трудно делать какие-либо определённые заключения.
В дни этого затяжного кризиса доктор Пейрон, не зная, какие средства следует применить, решил позволить Винсенту поступать по своей воле и писать картины, если он того пожелает И он написал несколько картин, находясь в таком, почти невменяемом, состоянии. Это домишки с провалившимися, перекошенными крышами, словно сделанные руками больного ребёнка, – воспоминания о ландшафтах Брабанта в «грязных» серо-зелёных и каких-то нездоровых оранжевых тонах, диссонансах. Написанные в сумеречном состоянии, эти картины завораживают, хотя в них есть что-то гнетущее.
Какой же болезнью страдал Винсент? Его случаем занимались многие психиатры и психоаналитики, изучавшие литературу, переписку, каталоги его произведений, не говоря уже о биографиях, изобиловавших не поддающимися проверке анекдотами и произвольными версиями событий.
Мы уже знакомы с тем, что думали по этому поводу три врача, с которыми Винсент имел дело. Несмотря на то, что кризисы Винсента не были припадками эпилепсии в их классическом виде – с конвульсиями, закусыванием языка и т. п., – многие психиатры относят его болезнь к формам эпилепсии. Другие говорят о шизофрении, третьи – о двух этих болезнях одновременно, а некоторые – даже о хроническом солнечном ударе и патологическом влиянии на больного жёлтого цвета! Разногласия между специалистами показывают, что случай Винсента трудно квалифицировать.
Следует процитировать выводы доктора Жана Марка Булона, нынешнего директора госпиталя Сен- Поль-де-Мозоль в Сен-Реми. Булон в течение нескольких лет с группой психиатров и психоаналитиков ведёт в этом лечебном учреждении изучение случая Винсента в свете современных научных данных и тщательного изучения жизни художника. Предоставим слово одному клиницисту, который в 2003 году составил заключение по результатам этих исследований: «В значительном большинстве современные специалисты предлагают следующие диагнозы; маниакально-депрессивный психоз с острыми кризисами, сопровождающимися бредом и галлюцинациями; кризисы височной эпилепсии, обостряющиеся при состоянии истощения, перенапряжения, а также вследствие интоксикации абсентом, настойкой наперстянки, камфарой и неумеренного употребления кофе и табака. Что касается причин этих заболеваний, то продолжающаяся по этому поводу дискуссия затрагивает биологические, психологические и социальные факторы» (44).
В этой картине недостаёт указания на почти несомненный факт заболевания сифилисом ещё в конце 1886 года во время пребывания в Антверпене.
Как Винсента лечили бы в наши дни? «Амбулаторное, клиническое и биологическое наблюдение. Психотерапия. Гигиенические и диетические рекомендации, исключение из употребления токсичных веществ. Госпитализация в периоды обострения в лечебное учреждение, где поддерживаются и поощряются творческие занятия пациентов» (45).
Винсент, постоянно говоривший о том, что живопись отвлекает его и придаёт ему силы в борьбе с болезнью, был первопроходцем арт-терапии.
Всё, что было сказано медиками о болезни, поразившей Винсента, как бы подразумевает, что это случилось с человеком, живущим обыкновенной жизнью, но много нашлось бы таких, кто смог бы выдержать то невероятное напряжение, которому был подвержен Винсент из-за материальной необеспеченности, недоедания, продолжавшейся годами недооценки его творчества? И тот факт, что он до 35-летнего возраста стойко всё это переносил, создавая произведения, доставшиеся нам в наследие, доказывает, что это был характер незаурядной силы.
Тео, Йоханна и Виллемина были опечалены известием о новом и продолжительном кризисе, случившемся с Винсентом. К нему приходили одно за другим письма от Гогена, Орье, Писсарро и других. Тео сообщил брату, что теперь его картины выставлены в Париже. Но Винсент узнал об этом только в апреле.
Во время обострения его болезни, 19 марта 1890 года, состоялось открытие Салона Независимых. На выставке присутствовал президент республики Сади Карно, что можно было считать признаком начала заката официального академического Салона и медленного, но верного подъёма новой живописи. Тео пришёл на вернисаж вместе с Йоханной. Десять картин Винсента, написанных в Арле и Сен-Реми, среди них кипарисы, оливковые деревья, подсолнухи, пейзажи Прованса, экспонировались на видном месте. Выставлялись также Сёра, Синьяк, Тулуз-Лотрек с его серией работ о недавно открывшемся кабаре «Мулен Руж», Анкетен, «таможенник» Руссо, Люсьен Писсарро и многие другие.
Статья Орье стала настоящей сенсацией, и весь художественный и артистический Париж хотел увидеть картины ещё совсем недавно мало кому известного Винсента. Камиль Писсарро приходил на выставку каждый день и сообщал Тео, что полотна Винсента привлекают всеобщее внимание и пользуются большим успехом. Клод Моне, чей авторитет к тому времени был широко признан, осмотрев экспозицию, заявил, что лучшее из представленного в ней – это картины Ван Гога. Эмиль Бернар и Альбер Орье не скупились на похвалы. Второму из них предназначался в качестве знака благодарности один из выставленных кипарисов. Но в определённом смысле самым важным посетителем выставки был Гоген.
Он увидел картины человека, в жизни которого сыграл решающую роль и гений которого так и не сумел постигнуть во всей его мощи. Быть может, отзыв Винсента на статью Орье, копию которого он послал Гогену, наконец раскрыл тому глаза на любовь, пусть и болезненную, но настоящую, которую питал к нему этот его ненормальный друг? Гоген, у которого за душой не было ни гроша и который был, мягко говоря, придавлен обстоятельствами, видя, как всё выше восходит звезда Винсента, пришёл к единственно возможному заключению: полотна Винсента превосходят всё, что было создано в живописи за минувший
