Орсини? Вы останетесь при дворе?
— Не знаю, — он пожал плечами, рассеянно двигая туда-сюда по доске ладьи и пешки, составляя из них симметричные группы.
— Конечно, если хотите, оставайтесь. Я вовсе не считаю это предательством. Иаков будет вполне законным королем. Я серьезно, Орсини. Я вовсе не хочу лишить вас власти. Просто пока существует тайна, остается и вероятность, что она будет раскрыта.
— Я пока не знаю, ваше величество. Надеюсь, ваше консульство не растает и останется в силе еще некоторое время, — он улыбнулся. — Еще неизвестно, как все обернется.
Она вздрогнула.
— Ставьте фигуры. Жюли не торопится, бессовестная девчонка, — она попыталась пошутить, поддерживая свой слабеющий дух.
— А вы…? — он не нашел слов продолжить.
— Что — я?
— Ну, ничего, что в покоях тихо? Вам не полагается… скажем, кричать?
— Не полагается. Королеве Аквитанской не полагается. Таков этикет.
— Ваш этикет…
— Что?
— Пора отменить.
— Ну издайте о том указ.
— Король не подпишет.
— Думаете? — она одним пальцем пододвинула ферзя вперед на одну позицию.
Девятая партия продолжалась…
Все прошло, как по маслу. Жюли около полуночи того же дня родила мальчика, которого сумели тайно доставить в покои ее величества. Изабелла отыграла свою роль с блеском. Ни у кого не возникло ни малейших сомнений в том, что в королевстве родился наследный принц.
Три дня спустя посреди королевской опочивальни камердинер Иакова поправлял на нем парадную мантию. Став на колени около короля, чтобы подколоть незаметными булавками низ одеяния, чтобы оно не мешало при ходьбе, он вдруг пригнулся, разглядывая что-то в дальнем темном углу комнаты, в тени витой золоченой ножки парадного ложа.
— Что еще там? — нетерпеливо прикрикнул король.
— Прошу прощения у вашего величества. Мне показалось, там что-то лежит.
— Ну пойди да подними, бестолковый. Да поскорее. Меня ждут.
Камердинер поспешно достал закатившуюся в угол черную лаковую фигурку и подал Иакову. Король недоуменно повертел ее в руках. Размером не больше его ладони, фигура изображала человека в короне и ниспадающих одеждах. Мастер старательно поработал над лицом, вырезав из кости нос, рот, бороду, даже морщины.
— Что это? Какая-то магия? Порча? — удивился Иаков.
— Не могу знать, ваше величество.
— Хм. Никаких знаков — рун или стрел, указывающих на удар. Ни знаков смерти, ни болезни… Ничего не понимаю. Очень странная фигурка. Однако же она ясно указывает на короля. Возьми-ка выбрось, — он сунул ее камердинеру. — Убери сейчас же.
С лица короля не сходило озабоченное, мрачное выражение…
Выждав несколько недель, Изабелла решила, что решительный момент наступил. Она сделала все, что могла. Клятва была соблюдена, ведь ее отец ни словом не обмолвился, что наследник короны непременно должен быть законным, он не был потомком Лартуа, довольно и этого. Однако же ее намерения не вызвали у Иакова никакого энтузиазма. Он не желал отпускать ее.
— Однако же так было договорено между нами, — повторяла Изабелла, которой казалось, что на короля нашло помрачение, затуманившее его память. — Вы обещали мне, что я буду свободна! Я исполнила все свои клятвы, исполните де и вы свои!
Король смотрел на нее глазами невинного младенца.
— И что же с того, мадам? Я передумал.
— Но… Это неблагородно! Я же верила вам! Вы обещали мне развод! Я согласна на любые условия. Можете прогнать меня с позором, мне это неважно, но отпустите меня!
Король пожал плечами.
— Обещал! Душа моя, если бы я исполнял все свои обещания, я никогда не стал бы великим монархом.
— Неужели никому нельзя верить на слово, даже королям, — вскричала Изабелла, в отчаянии падая в кресло.
— Особенно королям, — уточнил Иаков с усмешкой.
— Вы не можете так поступить со мной! Это… Это чудовищно! — у нее вырвалось рыдание, которое она тщетно пыталась подавить.
— Что вы, мадам? — удивился король. — Я спасаю вас от позора и насмешек. Могу лишь представить, — королева Изабелла Аквитанская оставляет трон ради порочной связи с любовником.
— Это ложь.
— Тогда о чем мы с вами нынче беседуем?
— О ваших обещаниях. Разве не вы сказали мне, что не станете удерживать меня, и лишь только пройдет срок, достаточный для того, чтобы никому не показалось, что наша свадьба была лишь грандиозной мистификацией, вы отпустите меня с миром, дав мне развод. Я оставляю вам мою прекрасную страну вместо себя.
— Вашу нищую страну.
— Вы обещали. Вы со всем согласились.
— Тогда — да, — сказал король сухо. — Теперь же я решил иначе. И мое королевское решение таково: вы моя жена, и я не желаю слушать банальную женскую истерику. Вы моя жена, извольте же слушаться мужа.
Иаков не намерен был уступать. Он принадлежал к той породе мужчин, для которых самой желанной была женщина недоступная, дрожащая от отвращения и ненависти, пытающаяся ускользнуть от его ухаживаний. Мадемуазель Аргюзон наскучила ему, а очаровательная молодая жена нравилась все больше и больше. Она была интересной и желанной добычей, словно лань для охотника. Иаков задумал сломить ее и подчинить себе.
Орсини попытался защитить ее. Он уже не имел былой власти, оставаясь то ли секретарем, то ли советником королевы. Однако что мог поделать Орсини, когда король говорил нет? Он напоминал ему о данном обещании, грозил и взывал к милосердию, а Иаков лишь зевнул и послал его к дьяволу.
— Не вмешивайтесь, — грубо сказал ему король. — Вашим мнением здесь никто не интересуется.
Изабелла не сдалась. Она отправилась в Рим и бросилась к ногам Папы. Однако же ее смелый и страстный порыв пропал даром. Папа выслушал ее, снисходительный и далекий от мира старец, и отказался помогать ей в вопросе, явно противоречащем Священному писанию. Она навеки принадлежала мужу, которого избрала.
Самое невероятное произошло, когда она вернулась. Изабелла успокоилась и прекратила терзать короля требованиями о разводе. Никто не понимал до конца, сломила ли ее борьба, или она пожалела о своем высоком положении королевы. Изабелла затихла, предоставив королю удовольствие считаться ее супругом.
Антуан был в отчаянии. Надежда на брак с любимой женщиной оказалась призрачной. Герцог де Рони-Шерье оставался придворным, королева была недосягаема, более недосягаема, нежели прежде. А если б Антуан узнал, что Изабелла просто-напросто разлюбила его, то, наверное, его сердце разорвалось бы от горя. Изабелла не только утратила надежду, в ней что-то отгорело. Больше ей не хотелось становиться его женой. Она все еще ощущала дружескую теплоту и нежность к Антуану, восхищалась его красотой и благородством, согревалась теплом его любви к ней. Однако сама его пламенная любовь стала утомлять ее. Ей хотелось, чтобы оценили по достоинству ее женственность, красоту ее души, ее ум и внутреннюю негасимую силу, не только привлекательное лицо в сиянии драгоценных уборов, величие ее
