королевской осанки. Ей прискучила смесь безграничного восхищения с безграничной же покорностью. Изабелла страдала оттого, что не могла признаться Антуану в охлаждении. Она боялась нанести ему удар, разбить его сердце, и, кроме того, ей пришлось бы ответить на вопрос, который тот непременно бы задал, и который затрагивал тайную страсть в ее душе. Она любила Орсини. Как, когда ее чистая, полная света любовь к благородному потомку старинного рода погасла, подобно тающей свече, уступив место страстному увлечению безродным нищим провинциалом, которого она подняла с самого дна, сделав едва ли не равным себе? Ее очаровали его смелость, дерзость и живой ум, ее подзадоривало его равнодушие. Мысленно она проклинала себя за насмешки, за то, что сломила гордыню этого человека. Она ни за что не решилась бы признаться ему в своих чувствах, ведь он собирался жениться на Жанне, ее скромной камеристке. Она никогда не позволила бы себе подобного унижения — соперничать со служанкой. Она твердила себе, что Орсини женится, не любя своей невесты, однако несмотря на все свои усилия, не находила ни одной серьезной причины, побудившей бы его жениться на Жанне по расчету. Возможно, он полагал, и не без основания, что ни одну из высокородных дочерей графов и маркизов не отдадут за него, как бы ни заискивали перед ним, первым министром королевства, их родители. На вечные века на нем осталось клеймо — сын колбасника из Этьенна. В глубине души Изабелла проклинала Жанну, мучительно завидуя ее влиянию на Орсини, их спокойной, дружеской близости, но никому в этом не признавалась и не выдавала раздражения. Собственно, это было даже не раздражение, а скорее глубокая печаль. Все приписывали ее тоску неудачному замужеству, а мадемуазель де Берон томно посоветовала ей сменить возлюбленного. Сама Амьен, по-видимому, собиралась остаться мадемуазелью до самой смерти. Она тщательно вела наступление на графа де Миньяра, прибывшего в свите Иакова, весьма красивого молодого человека, высокого, темноглазого и изящного. Но ее старания не увенчались успехом. Миньяр не понял, в чем дело, и стал избегать ее.
Хотя никто не мог бы уличить молодую королеву в тайной любовной связи, сплетни продолжали бродить среди придворных, обрастая выдумками и нелепостями, сплетни о ней и о Рони-Шерье. Иаков знал о них, знал еще до того, как взял ее в жены. Однако первое время он не был особенно заинтересован затевать шум и скандал. Но настал день, когда он явил свое истинное лицо.
Он знал, что смелую и непокорную девушку, которая ненавидела его и не в силах была больше это скрывать, можно сломить. Тысяча и один способ был в его распоряжении: ложь, шантаж, насилие, — все, на что был способен этот безжалостный человек. Иаков начал с того, что отдал приказ об аресте Рони- Шерье и Орсини, последних друзей королевы, которых раньше, казалось, не замечал. Заключив их в тюрьму, он поспешил явиться к королеве и насладиться произведенным эффектом, пока кто-нибудь не опередил его.
— Мадам, — сказал он, — я пришел сказать вам, что вы ведете нечестную игру. Вы сделали из меня посмешище. Вы лгали мне, Изабелла.
Королева побелела.
— О чем вы?
— О чем? Спросите свою совесть. Разве вы стали мне хорошей женой? Я нынче утром велел арестовать ваших приятелей, — заметил король презрительно. — Кого, спрашиваете вы? Этого красавца- придворного и наглеца Орсини. Мне кажется, вы его и сами недолюбливали.
— Но за что? — вскрикнула Изабелла. Король грубо схватил ее за плечи.
— За заговор против королевы!
— Но ведь… Вам неверно донесли, уверяю вас.
— К дьяволу ваши уверения. Я знаю, что говорю. Вы можете спасти хоть одного из своих друзей, мадам. Вам нужно подписать приказ и только.
Изабелла удивленно вскинула брови и потянулась к перу.
— Да, да, — ухмыльнулся Иаков, — пишите, мадам. Повелеваю казнить путем отсечения головы… Почему вы остановились?
— Казнить? — переспросила испуганная Изабелла.
— Ну да. Вы подпишете приказ, повелев именем королевы казнить одного из них… Кого хотите, мадам. Второй будет жить, обещаю.
— Я не могу этого сделать, — застонала она, бросая перо.
— Тогда умрут оба, — отрезал король.
Изабелле хотелось помиловать Орсини, но это значило бы убить Антуана своей рукой, что представлялось ей совершенно невозможным. Она никогда бы не простила себе подобной низости, а Орсини первый назвал бы ее предательницей. Но погибнут оба! Неужели же она не спасет никого? Если бы она не должна была выбирать! Она закрыла глаза. Все, больше она не королева в своей собственной стране. Она не видела выхода. Выбрать одного из друзей она не могла.
— Почему вы молчите, мадам? — резко спросил Иаков. — Вы желаете, чтобы оба были казнены? Вы не будете писать?
— Напишите сами, — проговорила Изабелла. Он расхохотался ей в лицо.
— Вот уж нет! Разве это я хочу помиловать любовника? Вы вольны спасти никчемную жизнь одного, но взамен своей рукой написать приговор другому. Это честный выбор. Я поступаю не так, как вы, Изабелла. Я человек благородный и великодушный. Я вам не мщу.
— Что же вы делаете?
— Восстанавливаю справедливость.
Королева отбросила перо и надменно выпрямилась.
— Я не стану писать. Смерть этих невинных людей будет на вашей совести.
— Ну что ж, — Иаков пожал плечами, — приготовьтесь, мадам. На завтра я назначил их казнь. Безусловно, мы с вами посетим это поучительное зрелище.
Он вышел. Изабелла с трудом раскрыла окно и вдохнула свежий воздух в легкие. Холодок пробежал по ее телу. Она застонала и бесшумно упала на мягкий ковер. Через полчаса Жанна вошла в комнату и нашла Изабеллу в бессознательном состоянии. Молодую королеву сумел привести в чувство только врач, срочно вызванный камеристкой.
Осужденных, Орсини и Антуана, везли на повозке к месту казни, площади Сен-Жан. Они сидели спиной к спине, связанные по рукам и ногам, и разговаривали последний раз в жизни.
— Может быть, королева попытается спасти нас, — шептал Рони-Шерье, еще лелея надежду, что все обойдется.
— Нет, — нарочито спокойно отвечал Орсини, — она не сможет. Если мы сбежим, король отомстит ей так жестоко, как только сможет придумать. И никто не защитит ее от гнева короля. Она будет одна. Понимаешь? Она даже не смогла бы оправдаться. Если б мы бежали, каждый знал бы, — это королева спасла своего возлюбленного. Так что, я бы не советовал тебе бежать, даже если тебе представится такая возможность. Ты погубишь ее.
— Я не сделаю ничего ей во вред, но… — с несчастным лицом проговорил Антуан. — Ведь мы ни в чем не виноваты, ни ты, ни я. За что же?
Орсини пожал плечами, выражая удивление по поводу непонятливости друга.
— Он знает, что мы ничего не замышляли. Король просто не хочет, чтобы у Изабеллы был защитник. Чтобы у нее был друг. Когда он избавится от нас, он сможет тиранить ее, как ему заблагорассудится.
— Я не могу позволить.
— Ты связан и безоружен, а вокруг нас солдаты. Что ты можешь сделать, Антуан?
— Но Изабелла не покорится! Я ее знаю. Нет, Эжен, она не сдастся этому головорезу.
— Ей придется подчиниться. Иаков зальет кровью весь ее дворец, но заставит Изабеллу стать его рабой. Тогда он станет потакать ее прихотям, терпеть ее капризы, но сначала он сломит ее волю.
Антуан поник головой. Он был молод и не хотел умирать. Ему было жутко, и сердце, казалось, готово было выскочить из груди. Орсини, несколько более сдержанный внешне, в душе с ума сходил от страха.
— Тюремщик сказал мне. — заметил Орсини, — что король разрешил королеве помиловать одного из нас.
Лицо Антуана на мгновение просветлело. Но Орсини быстро опустил его на землю.
