благородство бедного Рони-Шерье не имело ничего общего с натурой графа де Барбье. Изабелла же упорно вела себя так, как если бы около нее находился преданный, чистосердечный, влюбленный Антуан. Она относилась к нему очень тепло, словно желая загладить воображаемую вину перед Антуаном, который так и не узнал, что она полюбила его близкого друга и стала его женой. Только графу де Барбье не дано было вникнуть в ее душевные переживания. Перед ним была красивая молодая женщина, женщина, недавно бросившая мужа, так что имелось основание полагать, что она уже никакая не невинная крошка, не понимающая, что к чему, женщина, не побоявшаяся разбить лагерь в лесу, оставшись в обществе нескольких сотен мужчин. Кроме того, она относилась к нему с явной симпатией и теплотой, разжигая его и без того нарастающее чувственное влечение. Антуан дал бы обет целомудрия и безбрачия, если б она того потребовала, но Барбье был другим. Он все чаще позволял себе вольности по отношению к ней: мог обнять за талию, притянув к себе, мог вдруг одарить ее полушутливым поцелуем, так что она не понимала, оскорбиться ей или обратить все в шутку. В его комплиментах все громче звучала настойчивость, они становились все откровеннее, все более открыто выражая снедавшее его томление.
В тот вечер она имела неосторожность отделиться от своих людей — просто хотела побыть одна. Ее не испугало и не насторожило появление Барбье. Более того, она приветливо улыбнулась и подвинулась, приглашая его присесть около нее на нагретый солнцем камень.
— Чудесный вечер, — заметила она, просто чтобы что-нибудь сказать. Его пальцы коснулись ее волос. Мгновение — и шпилька, удерживавшая узел на затылке, осталась у него в руке, а ее волосы водопадом заскользили по спине, скрыв ее под густым волнистым покровом.
— Как вы прекрасны, Изабелла, — прошептал он. Она не без недовольства собрала волосы и стала поспешно заплетать их в косу. Но он поймал и настойчиво отвел ее руки. — Не надо. Так вы гораздо краше. Не нужно этих кос и искусственных завивок. Женщина должна быть такой, какой создали ее боги.
Он перешел на шепот, слегка касаясь губами ее виска. Она вздрогнула и попыталась высвободиться. Барбье крепче перехватил ее руки, лишив ее свободы движений. В его глазах пылали отблески обжигающей страсти.
— Зачем вы так, граф! — вскрикнула она.
— Граф? Нет, к чему эти условности. Зовите меня Оноре, просто Оноре.
— Послушайте, отпустите меня!
Он, смеясь, покачал головой.
— Боюсь, вы слишком долго будете водить меня за нос, если я вас отпущу. К сожалению, я слишком люблю вас я не хочу больше ждать. Эта игра — легкий флирт, нежные взгляды, томные вздохи — хороша на несколько недель, самое большее, месяц. Потом взрослые люди должны как-то определиться в своих отношениях.
— Отношениях? Каких отношениях? Разве я дала вам повод полагать, что стану вашей?
— А разве нет?
— Вы принимаете желаемое за действительное.
Он толчком бросил ее на землю и навалился на нее всей тяжестью своего тела.
— Мое желаемое станет действительным, — ухмыльнулся он. — И не пытайтесь меня укусить, драгоценная, — он зажал ей рот рукой. И тут же над самым ухом грохнул выстрел. Барбье издал жалобный вопль, и его рука отдернулась. Он откатился в сторону, зажимая ладонью свежую рану в плече. В двух шагах от них стоял старый Сафон. Гнев перекосил его лицо, добавив морщин и складок, но он смотрелся величественно, как император.
— Ты, — он махнул еще дымящимся пистолетом, указывая на Барбье. — Я бы застрелил тебя на месте, но я помню еще твоего деда, который перевернулся бы в гробу от стыда, если бы узнал. Убирайся, чтобы я никогда больше не видел тебя. Пойдем, девочка моя. Все хорошо.
Он заботливо помог Изабелле подняться. Темные взлохмаченные волосы упали ей на лицо, придав ей нечто ведьминское. Она с ненавистью оглянулась на Барбье, который все еще сидел на земле, мрачно глядя на нее снизу вверх и прижимая руку к простреленному плечу. Из-под пальцев ручьем текла кровь.
— Когда я стану королевой, я не забуду, как ты обошелся со мной, граф де Барбье, — сказала она. Под руку с Сафоном она вернулась в лагерь.
Ее ждали свежие новости — как раз приехал Оринье.
— Есть еще новость, — утомленного многочасовой скачкой Оринье усадили около огня и окружили, терзая бесчисленными вопросами, не давая ему ни поесть, ни отдохнуть. Он терпеливо отвечал, но взгляд его постоянно возвращался к грустному лицу Изабеллы.
— Какая?
— О вашем муже.
Она вся подобралась, нетерпеливо вглядываясь в лицо собеседника. Он помедлил, но не из желания помучить ее.
— Мне стало известно, что он довольно успешно начал строить военную карьеру. На стороне регента. Сейчас он в чине капитана, но, надо думать, ненадолго. Наш отряд в Лакруа разметен не без его участия.
Она перестала его слушать, отдавшись во власть своих мыслей. Орсини и военная карьера? Не слишком на него похоже. Орсини — бравый офицер? Она покачала головой — нелепость. Он был служителем пера, а не шпаги. Хотя, зная его упорство, можно было предположить, что он не остановится, пока не станет маршалом.
— Король Оливье шлет регенту подкрепления, — услышала она.
— Что?! — она наконец вздрогнула, очнувшись от мыслей об Орсини. — Я, кажется, задумалась.
— Король Оливье посылает армию на помощь Гримальди. Целую армию. Через несколько дней у регента будет столько людей и оружия, что он сотрет нас в порошок одним ударом.
— Но тогда… Тогда и нам следует подумать об укреплении своих позиций. Нам не хватает людей, — проговорила Изабелла.
— Как насчет наемников?
— Но у нас нет денег.
— Когда вы станете королевой, они у вас будут.
Армия бунтовщиков прибывала. Сначала Изабелла радовалась известиям, что их численность неуклонно растет, но шло время, и она с холодком в сердце начинала понимать, что это уже не те люди, которых ей хотелось повести за собой в бой за ее трон. Это уже не были люди, обиженные несправедливым поворотом судьбы, столкнувшим их в безвестность. Это были не те люди, что утратили должности и привилегии, люди, которых она не всегда одобряла, но хотя бы могла понять. Она больше не была их частью. Она видела кругом новые лица, и эти лица не нравились ей. Это были авантюристы и наемники, охотники за деньгами и славой, их интересовали милости, которые благодарная королева окажет им в будущем, титулы, которые она им преподнесет, поместья, отобранные у противника, которые она им дарует. Они нанимались, торгуясь и выгадывая гроши, сердце их было холодно и безразлично к общему делу, а душа поклонялась только золоту. Она боялась их больше, чем солдат регента, которые защищали Закон и Справедливость. Закон и справедливость! Она безмерно раскаивалась, что начала эту войну, но дороги назад не было. Она не могла теперь остановиться и сказать: «Друзья, я погорячилась. Вернемся-ка мы все по домам». Уже сознавая несправедливость своих требований и поступков, она все же шла вперед, шла по инерции, не оглядываясь и не строя планов на будущее, как циркач-канатоходец.
Три ночи подряд она не могла заснуть. Усталость ничего не значила. Она закрывала глаза и слышала выстрелы, крики, брань. Никакое осознание, что ее охраняют, не помогало. Она никому больше не доверяла. Одинокая женщина среди сотен солдат, напуганная кошмаром, в который ввязалась, вконец отчаявшаяся, она дрожала и мерзла, лежа практически на голой земле, застеленной лишь тонким одеялом. Спать она не могла. Холод и страх преследовали ее. Третью ночь она лежала с открытыми глазами, настороженная, как дикий лесной зверек. Бедняга Сафон не выдержал ночного холода и непрерывно сотрясался от кашля. Изабелла подозревала, что он схватил воспаление легких, но ничем не могла ему
