Толкуя слово, мы отвечаем на вопрос, что оно значит. Пусть же спрашивается, что значит одно слово начала русской сказки Лисичка-сестричка и волк, первой у Афанасьева:
Жил себе дед да баба. Дед говорит бабе: «Ты, баба, пеки пироги, а я поеду за рыбой». Наловил рыбы и везет домой целый воз. Вот едет он и видит: лисичка свернулась калачиком и лежит на дороге. Дед слез с воза, подошел к лисичке, а она не ворохнется, лежит себе как мертвая. «Вот будет подарок жене», сказал дед, взял лисичку и положил на воз, а сам пошел впереди. А лисичкаЙЙЙ
(тремя дефисами отмечается обрыв цитирования) — это выделенное сказал?
Мои знакомые, кому я задавал этот вопрос году в 1979 в Ереване и кого вспоминаю с виноватой благодарностью, отвечали по-разному, но из их ответов четыре, оказалось, образуют единую последовательность. Сказал значит сказал, вот первый возможный ответ (а) на искусственный вопрос. Впрочем, вместо сказал мы бы сказали сказал себе (б), раз деду некому было говорить. Или (в) подумал, вот что лучше назвать в ответ. Но почему тогда так прямо и не сказано в сказке? Ведь обманутый дед был как наедине с собой; сказал, должно быть, значит (г) подумал вслух, а не просто подумал. Выходит, лисичка подслушала мысль деда, а это выразительная подробность. Такова наша догадка, но еще не доказуемое толкование. От вопроса, что значит сказал, принятого сперва за софизм, к четвертому ответу с его догадкой нас ведет неписаная герменевтика, или толковательное искусство, то есть умение отвечать на вопросы о значении слов и всего «говорящего». Не подменить собой это житейское умение призвана герменевтика как гуманитарная наука, а осознанно применять его приемы. Тогда пятым и последним ответом (д) будет: Дед подумал вслух, но сказал всё же нетолкуемое слово, зато наше подумал значит сказал себе, думать значит говорить с собою, себе или про себя. Толкование удается при возврате к своему, герменевтика служит самопознанию.
Пятичастное толкование слова сказал, потом думать для моей книги не подтверждающий пример, один из многих, а исходный образец решения герменевтической задачи. Вся книга состоит из примечаний (исконный герменевтический жанр) разных порядков к пяти последовательным ответам на заданный вопрос. Это почти по Лескову:
— Верно, какой-нибудь маленький случай, от которого сделаны очень широкие обобщения.
— Да, случай и обобщения; а только, по правде сказать, не понимаю: почему вы против обобщения случаев?
(Железная воля, 1). «Каждое частное явление погружено в стихию первоначал бытия.» — сказал Михаил Бахтин (К методологии гуманитарных наук) полусимволистски, полугерменевтически. Вездесущим первоначалом у меня вышло иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы. Толкуя слово, мы говорим, что оно значит, а значимо иное, особенное, исключительное: слово «думать» значит прежде всего «говорить с самим собою», а «я сам» — иной по отношению к другим для меня людям; но дурак тоже образцовый иной; сверхполное число, следующее за круглым, — число иного, остров его место, красный его цвет. А иной это один, но и другой, он единственный и не как все, некто или никто, причем есть три инакости: самость каждого «я», другость всех своих как одного и чужесть чужого. Обращена такая герменевтика от простых людей через толкователя к ученым, то есть в противоположную народному просвещению и популяризации науки сторону. Чему же я, всего лишь посредник, могу научить ученого, особенно естественника и математика? Что он еще не знает, он узнает без меня, но вот обломки того, что он уже не знает, здесь найдутся.
Герменевтический подход к слову я различил в работах М. Бахтина и Владимира Топорова и учился по ним. В 1992 я издал в Москве предварительный отчет о своих многолетних занятиях толкованием — сборник статей Герменевтические подступы к русскому слову с предисловием В. Топорова, таким, какого я не заслужил. Для теперешней единой книги, посильно отвечающей на этот вызов, мои Подступы переделаны вдоль и поперек: то, что раньше я, преодолевая немоту, успел лишь наметить, здесь развернуто, появились и новые догадки. Своим строением книга обязана Доказательствам и опровержениям Имре Лакатоша и Логико-философскому трактату Витгенштейна и непреднамеренно похожа на Бесконечный тупик Дмитрия Галковского. Например, об употреблении курсива и кавычек при толковании слов говорится в абзаце в24, то есть в четвертом примечании ко второму примечанию к третьему ответу (в) на вопрос, что значит сказал. Как соподчиняются абзацы-примечания, видно в их перечне, который я назвал оглавлением, — Я глубоко признателен Терезе Вардазарян, Армену Григоряну, Владимиру Николаевичу Топорову, моему сыну Ваагну, Татьяне Владимировне Цивьян, Сергею Георгиевичу Бочарову, Владимиру Вениаминовичу Бибихину, Ольге Боровой, Сергею Лёзову за помощь словом и делом. Моя особая благодарность — Хелле Дельгор, Келю Бьорнагеру, Инге-Марии Ларсен, Катерине Бандер и Светлане Алексеевне Шуваловой. Дерево своих примечаний я растил в Дании с осени 1995, накануне двухсотлетия русского толкователя Владимира Даля (родился 10/22.11.1801), сына датчанина и немки, и его покровительствующему образу посвящаю этот недоконченный опыт герменевтики по-русски.
Орхус. 28 марта 1999 Приписка 10 марта 2001: За год в Орхусе и год в Москве (с 12.4.2000) я эту книгу так и не докончил, но сделал подробный указатель к ней и много вставок: недавно вышла моя маленькая книга Русские толкования (Москва 2000), составленная из связных мастей этой большой с другим порядком абзацев. Мне приятно поблагодарить напоследок Бориса Дубина, издательство Языки русской культуры и Дарью Лунгину.
В. А. 
