четверо стоят к ней лицом. Четверо молчат, пятый негромко произносит слова. Двое из четверых стоят рядом друг с другом, двое других — по сторонам. Снаружи, словно просеянные сквозь плотную завесу, доносятся едва различимые звуки города — далекие, неясные, приглушенные. Стук конских копыт по мостовой, протестующий скрип колеса на крутом повороте, выкрики уличного торговца, лай собак.
А внутри, в гулкой тишине, раздаются торжественные слова брачной церемонии. Ее совершает преподобный Эдвард А. Клей, венчаются Луи Дюран и Джулия Рассел. Свидетели — Аллан Жарден и Софи Тадуссак, экономка преподобного Клея.
— Берешь ли ты, Джулия Рассел, этого мужчину, Луи Дюрана, в законные мужья…
— Чтобы любить и почитать…
— И одному ему хранить верность…
— В радости и печали…
— В богатстве и бедности…
— В здравии и болезни…
— Пока вас не разлучит смерть?
Молчание.
Затем, будто крошечный колокольчик звякнул в огромном пространстве храма, — ясно, чисто и звонко:
— Беру.
— Теперь — кольцо. Прошу вас, наденьте его невесте на палец.
Дюран протягивает руку назад. Жарден достает кольцо и вкладывает его в слепо ищущую ладонь. Дюран подносит его к заостренному кончику ее пальца.
Тут наступает небольшая заминка. Мерка с ее пальца была снята с помощью нитки, в нужном месте завязанной и посланной в письме. Но либо узел оказался не в том месте, либо ювелир ошибся, кольцо застряло, дальше не идет.
Он сделал вторую попытку, третью, крепче сжав ее руку. Не получается.
Она быстро проводит пальчиком по губам и, смочив его, снова протягивает руку жениху. Теперь кольцо надето и обхватывает основание пальца.
— Объявляю вас мужем и женой.
Затем с профессиональной улыбкой, чтобы помочь влюбленным преодолеть возникшее на людях смущение, ибо чем больше любовь, тем большая робость появляется при посторонних:
— Поцелуйте невесту.
Их лица поворачиваются навстречу друг другу. Глаза встречаются. Головы склоняются одна к другой. Губы Луи Дюрана сливаются с губами Джулии, его жены, в поцелуе, скрепляющем их священный союз.
Глава 5
«У Антуана», хотя время уже близилось к полуночи, было светло как днем; здесь все блестело и сверкало, отражаясь в зеркалах; шум голосов и веселый смех сливались с шипением шампанского; ярко горело полтысячи языков пламени в хрустальных газовых лампах, развешанных по стенам и свисавших с потолка; это был самый веселый и известный ресторан в этой части земного шара, как будто незамутненный грязными водами в устье Миссисипи, здесь непостижимым образом фонтанировал искрящийся источник парижского духа.
Свадебный стол протянулся во всю длину одной из стен; гости сидели лишь с одной его стороны — внешняя часть оставалась незанятой, чтобы представить зал на их обозрение, а их — на обозрение зала.
Уже минуло одиннадцать, и на столе валялись истерзанные салфетки, перегибались через край вазы распустившиеся цветы, стояли помутневшие бокалы, уже неоднократно наполненные и опустошенные. Для белого и красного вина, для шампанского, для вишневой наливки и крошечные наперстки с ликером для дам — и в каждом из них жидкость находилась на разном уровне. А в центре главным украшением стола возвышался сказочный многоярусный торт, покрытый белоснежной глазурью, уже порядком исковерканный — не хватало целого бока. Но на вершине оставались нетронутыми две фигурки-куколки — жених и невеста, он — в игрушечных размеров костюме из черного сукна, она — в прозрачной тюлевой фате.
А напротив сидели два оригинала, в натуральную величину; сидели, прижавшись плечом к плечу и тайком взявшись под столом за руки, и слушали длинные хвалебные речи. Он держал голову прямо, изображая вежливое внимание, ее головка в мечтательном полузабытьи примостилась у него на плече.
На нем был подобающий событию вечерний костюм, а она, совершив быструю поездку в магазин готового платья (сначала по ее предложению, а затем — по его настоянию), сменила свое дорожное платье на великолепное одеяние из белого атласа, а волосы ее украшали гардении. Средний палец ее левой руки обхватывала золотая полоска обручального кольца, а на безымянном сверкал чистой воды бриллиант, подаренный мужем жене после заполнения брачного контракта, которое предшествовало этому событию.
Ее глаза не переставали разглядывать эти новые украшения, как это всегда бывает, когда у женщины появляется обновка. Но кто подметит и кто скажет, на каком пальце ее взгляд останавливался чаще — на третьем или на четвертом?
Цветы, вино, улыбающиеся дружеские лица, тосты и пожелания благополучия. Начало двух жизней. Или, скорее, завершение двух, начало одной.
— Может, удерем отсюда? — шепчет он ей. — Скоро уже двенадцать.
— Да. Но сначала станцуем еще разок. Попроси, чтобы они сыграли. А потом мы незаметно исчезнем.
— Как только Аллан закончит говорить, — соглашается он. — Если он вообще когда-нибудь закончит.
Аллан Жарден, его деловой партнер, видимо, настолько запутался в лабиринте поздравительной речи, что не знает, как из него выбраться. Она длится уже десять минут, а им кажется, что сорок.
На лице у супруги Жардена, появившейся здесь только после никому не ведомой, но очень жаркой семейной схватки, крайне суровое и неодобрительное выражение. Она недовольна, но в интересах дел своего мужа изо всех сил пытается казаться доброжелательной. Недовольна миловидностью невесты, ее молодостью или, может, тем, что ухаживание происходило не по общепринятым нормам. Или, может, тем обстоятельством, что Дюран вообще женился после того, как ждал столько лет, и не подождал еще немного, пока не подрастет ее собственная несовершеннолетняя дочь. Втайне взлелеянный ею прожект, о котором даже ее супруг не догадывался, и теперь никогда не догадается.
Достав небольшую карточку, Дюран написал на ней: «Сыграйте вальс». Затем обернул ее в банкнот, подозвал официанта и протянул ему, чтобы тот передал ее оркестру.
Супруга Жардена тем временем начала исподтишка дергать мужа за полу фрака, чтобы остановить поток его красноречия.
— Аллан, — прошипела она. — Хватит. Это свадебный ужин, а не собрание.
— Сейчас закончу, — пообещал он.
— Вот и заканчивай, — не терпящим возражений тоном отрезала она.
— Итак, желаю вам успешного обучения нелегкому делу семейной жизни, Джулия («Вы разрешите?» — с поклоном в ее сторону) и Луи.
Поднимаются бокалы и снова опускаются на стол. Жарден, с гримасой на лице, наконец сел. Супруга же его, раскрыв рот, помахала перед ним рукой, словно желая избавиться от неприятного вкуса.
Раздались первые аккорды музыки.
Дюран и Джулия поднялись на ноги; их поспешность могла бы показаться неприличной, не будь она столь понятна.
— Простите нас, мы хотим потанцевать.
