выпить, чтобы возвращение в мрачное и унылое жилище не было таким мучительным.
По незатейливому ковру цвета бургундского вина мы прошли к входу в зал «Секвойя», где на нас обрушился шквал хриплых голосов, перекрикивающих и без того громко поющую группу. Этот хор исполнял традиционную для свадеб песню «Уай-эм-си-эй»' [11]. Консьерж выскользнул из-за своей стойки и поплыл к нам:
— Просим нас извинить, но из-за испорченного ковра нам пришлось переместить сюда частную вечеринку из другого зала. Может быть, вам будет приятней в зале «Гамбург»?
Чтобы заслужить мою неприязнь, бар должен быть плохим сразу по нескольким параметрам. «Гамбург» был одним из немногих злачных мест в нашем городе, удостоившихся этой чести. Сие темное, неуютное помещение было украшено палицами, щитами и рыцарскими доспехами. Однажды я провела там особенно неприятный вечер. Это случилось после того, как я, исключительно в исследовательских целях, проглотила порцию каких-то галлюциногенных грибов. (Я работала над созданием образа героини, которая, узнав о своей способности принимать облик пумы, возвращается к шаманским корням с целью покарать химический завод, загрязняющий окружающую среду.)
— Не думаю, — возразила я.
— Или, если вы хотите, доктор, — услужливо продолжал консьерж, — мы пришлем напитки в ваш номер. За счет заведения, конечно.
Таинственный докторишка повернулся ко мне. Если бы Освальдо предложить выпить в его номере, я отказалась бы. Если бы он попытался настаивать или каким-либо образом заманивать меня к себе, я отказалась бы категорически. Но предложение исходило от консьержа, поэтому я ответила:
— Отлично.
— Что будете пить? — спросил Освальдо.
— Что-нибудь тропическое в скорлупе кокоса и с маленькими зонтиками.
— Пришлите сразу кувшин, — попросил Освальдо.
Если мужчина заказывает слишком много выпивки, это еще ни о чем не говорит. Большинство издаваемых писателей в ПУ были алкашами.
Мы молча прокатились на лифте до верхнего этажа, где располагался «люкс» Освальдо. Он открыл дверь и придержал ее для меня. Оценив размер комнат и вид на город, я решила, что мой новый знакомый либо человек преуспевающий, либо просто мот. Огни вечернего города казались волшебными. Гостиная была решена в кофейных тонах: кресла цвета мокко, пухлый диван с обивкой оттенка эспрессо, толстые ковры цвета латте и стены, словно облитые парным молоком. Ну, это я, конечно, выдумала — скажем, они были кремовые. Никаких явных следов литературной работы я не обнаружила: на рабочем столе не было рукописей, на журнальном столике не лежало ни одной книги, а стены не портил ни один стикер.
Я опустилась в кресло — то, которое стояло поближе к двери.
— Освальдо, вы действительно работаете в издательском бизнесе?
— Ну, мое издательство большим не назовешь, и это даже не совсем издательство, но кое-какие вещи я публикую.
— Отвечать на частные объявления — не значит публиковаться.
Он рассмеялся. Его смех был искренним, теплым и шел прямо от сердца. Он омыл меня, словно весенний дождь, я расслабилась и тоже засмеялась.
— Но я действительно публикуюсь, — возразил он. — Печатаю статьи, исследовательские работы.
— К чему лукавство?
— «Лукавство»? Интересные слова вы употребляете!
— Книги всегда были моим утешением, — сказала я с издевкой, хотя это и было правдой.
Кто-то осторожно постучал в дверь. Освальдо открыл ее, и официант вкатил в номер столик с запотевшим кувшином и двумя коктейлями в кокосовой скорлупе с розовыми зонтиками и украшениями из ананасов. Они были такими красивыми, что хотелось их сфотографировать.
Когда официант удалился, Освальдо протянул мне напиток в кокосовой скорлупе и сел на диван.
Я глотнула ледяную смесь. Она была сладкая и фруктовая. Всего час назад я чувствовала себя не в своей тарелке, зато сейчас радовалась собственной восхитительной хитрости и наслаждалась вниманием потрясающего мужчины, живущего в шикарной хате.
— Я почти уверена, что это напиток потерянного поколения.
— Вы так и не рассказали, о чем вы пишете.
Хотя я до сих пор не оправилась от критики Себастьяна, мой ответ прозвучал жизнерадостно:
— Рассказы с политическим подтекстом.
Освальдо наклонился поближе и пристально взглянул на меня:
— То есть политические триллеры? Как у Ле Карре и Круза Смита?
Я никогда не читала книг этих авторов, однако сомневалась, что в их романах речь шла о зомби.
— Не совсем. Я использую элементы сверхъестественного, чтобы показать различные стороны нашей жизни — добро, зло, бессознательное, подсознательное и так далее.
Освальдо широко улыбнулся. У него был большой, чувственный, красивый рот, и с этого момента собеседник показался мне еще более привлекательным.
— Значит, ужастики, — уточнил он. — Вы во все это верите? В чудовищ, призраков, вампиров?
Я не собиралась тратить время на защиту своего творчества перед человеком, который предпочитал более привычные литературные жанры, поэтому сказала только:
— Я не считаю себя суеверной, но у мифов есть свое предназначение. Они символизируют наши тревоги и страхи и объясняют их так, как это не может сделать наука.
— Вы так считаете? — изумился он. — И какое же предназначение у лохнесского чудовища?
Ну вот, теперь он дразнится!
— Вам понравился новый роман Себастьяна? Если да, то знайте — мы с ним работаем в совершенно разных стилях.
— Я об этом догадываюсь, — сказал Освальдо. — Я пришел на этот вечер, потому что меня заинтересовало его творчество. Я много слышал о нем. Но пока еще не успел прочитать роман.
— Критики от него в восторге, — заявила я, решив таким образом воздержаться от комментариев по поводу книги Себастьяна.
— Это правда, — согласился Освальдо. — Он слишком расчетлив для писателя, такой весь из себя влиятельный. Он всегда такой?
— Значит, вы предполагаете, что я хорошо его знаю? — спросила я.
Освальдо глотнул коктейля.
— Э-э… Ну да, так мне показалось.
И вдруг мне все стало ясно.
— Я-то думала, вы пригласили меня сюда, потому что вас заинтересовали я и мое творчество. А вы просто хотели расспросить о Себастьяне! — Моя грудь прямо-таки осела от стыда. Я быстро проглотила остаток коктейля — мои мозги при этом просто заледенели, что, впрочем, было вполне подходящим состоянием для данной ситуации. Я могла бы побиться об заклад, что Освальдо гетеросексуал, но чертов официантишко был абсолютно прав. — Сегодня мне хватило выше крыши!
Я поднялась со своего места и взяла сумочку. Вечер еще можно спасти. Пойду в холл, позвоню друзьям и узнаю, куда они направляются сегодня.
— Спросите Кэтлин, — посоветовала я Освальдо. — Она знает, где остановился Себастьян. Человек с вашими средствами может без труда назначить встречу, собеседование, обед и вообще — все что угодно!
Освальдо вскочил с дивана.
— Нет, нет, это… — Он схватил меня за руку. Я ощутила тепло его красивых пальцев на своей коже. — Да, я хотел узнать побольше о нем, но вы… в вас есть что-то… я никогда не думал, что встречу человека, который заставит меня почувствовать…
Здесь мне полагалось бы задохнуться от злости.
— Вы меня не за ту принимаете!
На самом же деле я была как раз той, за кого меня приняли: позволила какому-то сомнительному типу
