подозрительного. Комната наверху стояла нежилой, хозяйничали там лишь черви да пауки. Гейбриел решил выкинуть всю эту историю из головы; воображению только дай волю, сказал он Эмноту, в два счета окочуришься. Однако же пару дней спустя, когда он опять шел по Камомайл-стрит в свой магазинчик на Фостер-лейн, ему вдруг отчетливо почудилось, что кто-то крадется за ним по пятам. Он оглянулся, но не увидел никого, кроме лавочников и обычных местных жителей. «Башку ему снести!» — вроде бы раздался крик… Наверно, я ослышался в общем гвалте, подумал тогда Гейбриел, это булочник зазывает покупателей возгласом «Кому хлеб из печи?». В ту же минуту, припомнил он, одна лошадь встала на дыбы, и седок свалился в обширную выбоину посреди дороги, полную воды и разной дряни.
Следующим утром Гейбриел снова отправился на работу, и на той же улице, на том же самом месте ему снова почудилось, что за ним кто-то крадется; внезапно его тронули за плечо, он поспешно обернулся, но сзади никого не было. Ровно тот же страх охватывал его потом на Камомайл-стрит еще много раз.
— Жуть — пострашнее любых чудовищ, — признался он Эмноту.
— Когда этот страх гнетет тебя особенно сильно?
— На рассвете. А еще вечерами, когда в городе гасят огни. Время от времени опять слышу шаги в комнате наверху.
— Хотя бы предположить можешь, кто это?
— Нет. Теряюсь в догадках.
— По поверью, души тех, кто предает друзей или гостей, отправляются прямиком в ад, но тела их остаются жить.
— Так ведь тел-то нет. Ни в каком обличье.
— Чудно и дико. Вроде как земные существа, а глазами не увидишь. При этом они опаснее волчьих зубов.
За окном сгущались сумерки. Эмнот встал и подошел к Гейбриелу.
— Дай подумать. Если их гнев вызывает у тебя такие приступы дрожи, значит, они обладают силой воздействия не меньшей, чем нестерпимая жара или невыносимый холод. Нынче многие говорят, что там, где долго бушевал огонь, и посейчас от земли нет-нет и потянет жаром. Может, и тут что-то подобное?
— К чему это ты?
— А вдруг это твари из незапамятных времен. Как от растаявшего облачка остается легкая дымка, так и они, возможно, — лишь тени давних событий.
Рассказ Гейбриела обеспокоил Эмнота всерьез, но по другой причине: эти собрания невидимых существ чем-то походили на тайные сходки избранных. Повествование затравленного призраками двоюродного брата пробудило в нем самом страх стать жертвой преследования.
— Даже если и так, Эмнот, добра от них не жди, они принесут мне одни страдания.
— А может, у них цели совсем другие. Что, если они из нашего грядущего?
— И еще даже не родились? Зачем же им понадобилось являться на Камомайл-стрит?
— Верно. Стало быть, это призраки давнего прошлого.
Эмнот мысленно отвлекся: перед его глазами возникли сцепленные круги, о которых толковал Уильям Эксмью, круги, частично наложившиеся друг на друга, и в этом месте уже нельзя было точно сказать, где кончался один круг и начинался другой. Вроде сливающихся друг с другом капель легкого дождика, или мглы, или росы, подумал он. Если глубже вглядеться в эти круги, все разом разрешится.
— Какова бы ни была их цель, меня они жутко пугают.
— Но, Гейбриел, они же мертвы.
— Один тронул меня за плечо.
Эмнот подошел к шкафчику, достал эмалированный кувшин, две кружки и налил себе и брату вина. На поверхности закружились хлебные крошки, он выловил их пальцем.
— Какова же будет тьма?[31] Поэтому Давид сказал:
Гейбриел с жалостью глянул на него.
— А ты, я вижу, по-прежнему живешь одними науками. Все тот же безупречно благородный ученый муж.
— Как ученый, я дам тебе один совет.
— Обратиться к монахине?
Сестра Клэрис уже прославилась как мудрая прорицательница, люди толпами шли к ней за советом и утешением.
— К той ведьме не ходи ни в коем случае. Съезжай с квартиры и держись подальше от Камомайл- стрит.
Гейбриел Хилтон последовал его совету. Снял три комнатки на Дак-роу, а на Камомайл-стрит даже носа не казал; эта улица стала, по его выражению, «местом, которого следует избегать». [6] Но другим советом он все же пренебрег. Прослышав, что сестра Клэрис намерена посетить узниц Королевского монетного двора, что близ Тауэра, стал в назначенный день у бокового входа. Когда монахиня подошла к Монетному двору, он с мольбой протянул к ней руки:
— Избави меня! Избави меня, дражайшая сестра, от страшных несчастий!
Клэрис заглянула в его красивое лицо, и темные глаза ее совсем почернели.
— Что тебя заботит? — сочувственно спросила она, сделав знак сопровождавшей ее монахине, сестре Бриджет, чтобы та отошла в сторонку.
И Гейбриел Хилтон поведал ей о не дававших ему покоя духах. Клэрис слушала, закусив от волнения нижнюю губу и горестно качая головой.
— Слыхала я и другие подобные истории. Большое смятение духов сейчас в Лондоне. Предвидят они приближение гибельного дня. — Она вдруг поцеловала палец и приложила его к щеке Гейбриела. Он в изумлении отпрянул, а она лишь улыбнулась: — Ты что, боишься меня, потому что я женщина? Ты же по платью моему видишь, что я предана лишь Богу. Чего же тебе страшиться меня?
Ему показалось, что монахиня посмеивается над ним.
— Не боюсь я тебя, и других женщин не боюсь.
Она приложила палец к его лбу:
— Твоего двоюродного брата ждет великая радость и утешение.
— Эмнота?
— Его ведут к свету. Другие, что за его спиной, торопят его на пути к блаженству.
— Эмнот живет отшельником. Настоящий книжник.
— Послушай, что я тебе скажу. Он должен бесстрашно идти своим путем. Человек по имени Эксмью — его надежный друг. Скажи брату, что ему нельзя поддаваться слабости, нельзя проявлять нерешительность. Скажешь?
— Конечно, скажу, раз ты того желаешь.
— Желаю.
На том она повернулась и отворила низкую тюремную калитку. Вместе с другими горожанами Гейбриел смотрел ей вслед. Монахиня вскарабкалась на здоровенный камень и, раскинув руки, точно распятый Христос, обратилась к узким решеткам, за которыми томились арестантки. С реки дул такой сильный ветер, что до ювелира долетали только обрывки ее речей:
— Я в кандалах. Я в оковах. Это тело — моя тюрьма. Глаза мои — те же решетки.
И она заговорила о том, что придет день, когда все замки будут сбиты и все двери раскроются.
Ни звука не доносилось из темницы, но вот за одной из решеток появилось бледное лицо с широко открытым ртом.
— Лживая ведьма из преисподней! — завопила узница. — Пора сжечь тебя на костре! Когда гнилые фрукты валятся наземь, ими брезгают даже собаки!
Сестра Клэрис повернулась, сошла с каменной глыбы и, поманив к себе сестру Бриджет, вместе с нею покинула тюремный двор. Проходя мимо Гейбриела, она даже не кивнула ему. Лишь что-то шепнула сопровождавшей ее монахине и громко рассмеялась. С чего вдруг такое веселье? Видно, ей и вправду даровано Господне благословение, размышлял он, однако решил не передавать Эмноту ее совет. Еще отец когда-то учил его, что небесное с земным лучше не путать.
