затерзать до смерти.
Эксмью усмехнулся и прикрыл ладонью рот.
— Что тут говорить, его ждет не блаженство, а муки.
— Раз он совершил святотатство, ему здесь не место, — с трудом сдерживая раздражение, сказал настоятель.
— Но он может заявить, что ни в чем не виноват.
— Пусть уходит. Не то и нашим душам грозят кары небесные. Виданное ли дело давать приют тому, кто поджигает церкви? Помыслить невозможно!
— Оставим его ненадолго, — предложил Эксмью. — Пусть поспит ночь у алтаря. Глядишь, наутро солнце вернет ему разум.
— Сомнительно. Отнеси ему ячменного хлеба и воды из ручья. Пусть хлебает вместе с утками. А на рассвете мы его выпроводим.
На самом деле Эксмью встревожился и разозлился не на шутку. Ему и в голову не приходило, что Хэмо станет искать убежища в церкви и открыто, точно бешеный пес, который бежит к своей будке, явится в Сент-Бартоломью. Если настоятель надумает его исповедовать, очень может быть, что парень выложит ему всю правду. Поэтому, в поздний час, когда обычно отправляют последнюю вечерню, — впрочем, Эксмью отлично понимал, что, пока Хэмо находится у алтаря, никаких богослужений там быть не может, — он тихонько спустился по каменной лестнице, что вела внутрь церкви.
— Ну, что, Хэмо? — спросил он, подойдя к юноше. Тот следил за Эксмью во все глаза. — Как твои дела?
— Плохо. Я пропал! — ответил Хэмо, тяжело дыша, будто только что сбежал от погони.
— Положение безвыходное?
— Похоже на то.
— Наберись терпенья, Хэмо. В этом мире страдания скоротечны. Проходят, словно тени на стене.
— Сказать легко. А вот вынести — тяжко.
— Ну, давай, посетуй на судьбу. Но учти, ты мне сослужил не лучшим образом. Неужели нельзя было сделать дело тихо, без шума и суматохи? — Хэмо не отвечал. — Что, язык проглотил? Молчишь, точно каменный истукан. — Хэмо беззвучно заплакал. Эксмью вытер ему глаза своим рукавом. — Ты сам зацепился за колючку, снять тебя с нее я не могу.
— Вы забрали ключ от моего мира, — прошептал парень.
— Значит, во всем виноват я? Я все испортил? Легче сдержать апрельский дождь, чем добиться от тебя стойкости. Твой разум совсем оскудел. Я отступаюсь от тебя, отступаюсь навсегда. — Хэмо удивленно смотрел на Эксмью, явно не ожидая такого поворота. Ведь он, наверно, затем и мчался в Сент-Бартоломью — искать защиты у Эксмью. А теперь защитник гонит его прочь.
— Такая уж судьба тебе выпала, Хэмо.
— Значит, причина в судьбе?
— Главная причина — Всемогущий Бог, Он причина всего сущего. Но судьба твоя — твой враг. — Эксмью улыбнулся. — Неужто тебе по нраву грязное узилище земной жизни?
— Я бы охотно покинул этот мир.
— Тогда, быть может, я тебе маленько помогу. — Он мгновенно выхватил из-за пояса длинный кинжал и пронзил сердце Хэмо Фулберда. — Раз, и все, — прошептал он. — Дело сделано.
Он вынул кинжал и сунул обратно за пояс. Убедившись, что Хэмо мертв, Эксмью неслышно подошел к главному входу, снял засов и чуточку приоткрыл дверь. В конце концов, те, кто караулит у крыльца, заметят в дверном проеме проблески света. Стало быть, любой из них может войти в церковь и убить Хэмо у алтаря.
Глава пятнадцатая
Рассказ хозяйки бани
Едва Томас Гантер прослышал про взрыв в церкви Гроба Господня, он прямиком отправился туда. Судебный пристав ему много чего нашептал про заговоры каких-то таинственных злоумышленников, чем разжег любопытство лекаря, и ему захотелось осмотреть пепелище своими глазами. Увидев гомонящую возле церкви Гроба Господня взбудораженную толпу, он спешился и поручил коня заботам привратника. На церковной паперти теснилось множество народу, жаждавшего поглазеть на Хэмо Фулберда. Согласно обычаю, его тело еще утром вынесли из алтарной части храма и вернули туда, где было совершено святотатство. Тут его должны были выставить на всеобщее обозрение, чтобы люди видели, как Господь отомстил кощуннику. Одежду с мертвеца содрали, голое тело, уже размалеванное бесовскими рожами и знаками зодиака, в плетеном коробе втащили в церковь и поставили в проходе; крест на груди убитого лежал вверх тормашками. Коронер уже объявил, что Хэмо Фулберд мертв, но кто в праведном гневе умертвил его, неведомо. Все сочли убийство проявлением божественной справедливости, и присяжные решили, что нет смысла рассматривать это дело дальше.
С трудом протиснувшись сквозь толпу, Томас Гантер вгляделся в лицо покойника, ища признаки внутренних повреждений, и вдруг что-то смутно ворохнулось в его памяти. Где-то он уже видел несчастного, но где? Что за роль ему выпала перед кончиной? И тут лекарь заметил над левой грудью мертвеца пять маленьких кругов. Их начертил там Уильям Эксмью; когда горожане обнаружили тело Хэмо, Эксмью, подражая всеобщему злорадному возбуждению, с деланным восторгом оставил на бездыханном теле дьявольскую метку. Увидев круги, Томас Гантер отпрянул, пораженный неожиданным подтверждением того, о чем говорил Бого. Здесь крылась какая-то страшная тайна. Ему вдруг привиделся сонм людских душ, толпящихся вокруг этого трупа. Тьма взывала к тьме.
Гантер подошел к алтарю Космы и Дамиана. После пожара от него мало что осталось, на почерневших плитах валялась лишь вырезанная из свинца фигурка ребенка. Гантер опустился на колени, чтобы ее поднять, и вдруг заметил белевшую на черном полу странную метку. Он разгреб золу и мелкий мусор; перед ним был прокаленный огнем круг, который Эксмью нацарапал ножом.
— Господи помилуй! — воскликнул изумленный лекарь. Он поднял свинцовую фигурку ребенка и тихонько положил на алтарь. У него не осталось никаких сомнений: судебный пристав был прав, эти круги не случайны, это знаки какого-то темного заговора. Что же ему теперь предпринять? На суде мэра или епископа его могут поднять на смех, назвать пустобрехом; кто-нибудь заявит, что это он сам нацарапал круг. Но ведь Бого подсказал выход из этого лабиринта. Через пять дней Гантеру предстоял ужин с Майлзом Вавасуром по случаю годовщины благополучного удаления
Наутро Хэмо Фулберд был объявлен средоточием пороков и мерзостей, противных роду человеческому, после чего ликующие горожане потащили труп по Сноу-Хилл, на мост Хорлборн-Бридж, вынесли за городские стены и там, на так называемой «ничьей земле», сбросили в известняковый карьер.
Пять дней спустя Томас Гантер поехал верхом к Скропс-Инн, где располагалась благоустроенная адвокатская контора Майлза Вавасура.
— Добро пожаловать, господин лекарь, — радушно приветствовал гостя Вавасур, ожидавший Гантера в своей маленькой гостиной окнами на Тривет-лейн; его голос и манеры сразу выдавали опытного, умелого краснобая. — Благодаря вам я уже три года сажусь спокойно, не вздрагивая от боли.
— Я привез вам свежей мази, чтобы остановить истечение крови.
— Слава богу, никакой крови нет.
Вошел слуга с бокалами красного вина на подносе.
— Что нового? — поинтересовался Томас Гантер.
