в голову, что следовало бы растереть Веронику. Она встала и принесла из ванной махровое полотенце; однако не успела она сделать первый пасс, как Вероника открыла глаза, схватила ее за руку, приподнялась и уставилась ей в лицо испытующим, требовательным взглядом.
Слова были излишни. Нежными прикосновениями губ и рук Ана успокаивала подругу, такую красивую и большую, но такую глупенькую; Вероника тихо плакала от счастья и от стыда за то, что позволила себе усомниться. Акта не было; оргазма не было; совокупное их существо было снова разобщено в пространстве спальни и объединено в пространстве космоса. Все было хорошо между ними, и мысль каждой из них понемножку понизилась, приземлилась, спустилась по лестнице туда, где занималась своими делами домработница-медсестра, русалка Марина.
Она не избавится от нее, подумала Вероника. Она успокоила меня, но все равно ей не постичь глубин отчаяния, в которые я погружалась. Зато, похоже, я постигла страдание, которым она пыталась поделиться со мной… попала в ту же психологическую ловушку… Я должна доверять ей, и я доверяю… я не могу оскорблять нас обеих недоверием, и сегодняшний случай порукой тому… но почему, почему тогда я так неспокойна? Я доверяю… но, увы, эта картина так и стоит перед моими глазами: я вижу, как русалка будет ходить здесь, как будет показывать ей свое лицо, свои руки и ноги, будет разговаривать с ней… будет шутить… И все это время в глубине ее души будет дремать воспоминание о том, как русалка смотрела на их близость… и как она смотрела… и, конечно, настанет момент, когда она соблазнит ее… Кто — она? Кого — ее? ах, неважно… настанет момент, когда они соблазнят друг друга…
— Я запуталась в тех же тенетах, что и ты, — грустно сказала она. — Психоаналитическая проблема… помнишь?
— Да, — улыбнулась Ана. — Я понимаю тебя.
— Теперь я тоже тебя понимаю…
— Теперь я должна тебя успокоить?
— Теперь я понимаю, что никто меня не успокоит… даже ты… Только я сама могу себя успокоить.
Странная мысль вдруг пришла Веронике в голову.
— Выходит, все это время после наших бесед ты так и не была спокойна? Выходит, мне только казалось, что я успокоила тебя?
Ана опять улыбнулась.
— О… дорогая, любимая… прости мне мою душевную слепоту… Насколько ты действительно мудрее и совершеннее…
— Прекрати, — сказала Ана. — Если бы я не заплакала тогда в кофейне… если бы ты, проявляя заботу, не отвела меня домой… мы бы так и не были вместе.
— Да, да… говори еще, успокаивай меня, милая…
— Я люблю тебя.
— И я… и я! Ты не изменишь мне с ней, верно?
— Глупая. Зачем эти слова, когда мы уже…
— Да! Я хочу тебя.
— Но ты уже знаешь, — шепнула Ана, — мы не одни сейчас дома…
— Знаю, — шепнула Вероника. — Но она теперь тоже знает о нас… Она же не поднимется, верно?
— Да… Если ты не захочешь, чтоб она поднялась.
Веронику бросило в жар.
— Если я не захочу? Если ты не захочешь!
Ана пожала плечами.
— Пути Господни неисповедимы.
— Зайка, — тревожно сказала Вероника, — не мучай меня. Да и откуда тебе знать, захочет ли она этого?
— Конечно, неоткуда, Ника, дорогая, — умильно сказала Ана, — ведь я просто пошутила.
— Жестокие шутки.
— Ну, прости. Успокойся, и… ты, кажется, хотела меня?
— Хотела, — недовольно передразнила Вероника. — Я всегда хочу тебя. Постоянно.
— Ну, так вот я — возьми…
— Я хочу съесть тебя…
— Съешь, — кротко согласилась Ана, усаживаясь на подругу верхом и вновь отдавая ей свою грудь, свой живот, свои губы, и руки, и ноги, и все-все-все остальное.
Глава II Маленький обман. — «Милости просим!» — Об объектах и субъектах торговли в розницу. — Любезные объяснения. — О правилах обмена товаров. — Присвоение имени новому члену. — Профилактика. — Завершающий акт. — Чмок, чмок Мой милый! У меня для тебя очередная новость. Я потому такая смелая, что час назад перечитала наше последнее (мягко кончила, кстати) — и поняла, что ты разрешишь мне все, что я захочу. Ну, может, почти все.
Признаюсь тебе в своем маленьком обмане. Когда я спрашивала тебя об искусственном члене, он у меня уже был. И я пользовалась им во время нашего последнего акта. «Пользовалась» — плохое слово; просто все это еще такое новое, что я не успела выработать новый словарь. Любила его — так, что ли? Я назвала его Ипполитом.
Да, так вот, Он (почему-то мне кажется, что Ипполит в письме заслуживает большой буквы) у меня уже был — собственно, это и есть подарок нам с тобой к годовщине — но я как-то застеснялась сразу признаться тебе. Если помнишь, вначале я призналась в своем бесконтактном акте, а когда ты одобрил его, я завела разговор и о Нем. Разумеется, я бы довела этот разговор до конца… но ты был так соблазнителен, что я не смогла устоять; а уж после такого оргазма обсуждать Ипполита не было ни сил, ни желания.
Поэтому я сейчас стараюсь опередить твои возможные рассуждения об этом. Если ты будешь категорически против, придется мне Ипполита выкинуть. Хотя мне и будет Его жаль — он теперь для меня как член нашей с тобою секс-группы. Еще какой член! ;-) Теперь напиши мне, что ты об этом думаешь, а потом я тебе расскажу, как ходила в секс-шоп — мне кажется, это забавно.
SEND Дорогая! Конечно, Вы правы; конечно, я разрешу Вам все, что Вы захотите. Может, даже и не «почти». После года нашей любви, которая делается все тоньше, все выше — не думаю, что Вы захотите какого-нибудь суррогата. Точнее, хотел бы надеяться на то.
Итак, милости просим, Ипполит… По этому поводу немедленно возникают эмоции и микро-идеи. Но я чувствую, Вам не терпится поделиться своими впечатлениями, потому сегодня укорочу-ка свой частокол.
SEND Значит, так. Какой именно секс-шоп я посещала, я тебе не буду писать, ибо это запрещенная между нами конкретика. (Видишь, какая я дисциплинированная, несмотря на страсть к новизне? Ты прав, что я уже не захочу суррогата. Вообще я за последний год сильно изменилась — наверняка благодаря тебе. Ты обратил внимание, что мои письма становятся все длиннее и — если не на уровне лексики, то по количеству отвлечений — все больше начинают напоминать твои? Я уж не знаю, хорошо это или плохо. Будто я обезьянничаю. Не забыть бы еще скобку закрыть. ;-))
Надо тебе сказать, что я была в таком заведении первый раз в жизни. Я, конечно, читала в журнальчиках про всякие штуки — вибромассажеры и так далее — но все это было как-то издалека, что ли. Как из-за границы. Знаешь, чтобы зайти в такой магазин, мне понадобилась определенная смелость. Странно. С тобою мне так легко, сам черт мне не брат — а тут вдруг совсем оробела.
Но зашла. Кстати, заходя, обернулась на улице, чтоб посмотреть, не видит ли кто. Тоже странный и нелогичный поступок — если уж поднялась на ступеньку, значит, надо не оглядываться, а сразу
