— Тем не менее, — затараторил рупор, как автомат, — поскольку мы уже сделали первый шаг вам навстречу, мы весьма высоко оценили бы такой жест доброй воли с вашей стороны, как временное обязательство не вступать в аналогичные переговоры с кем бы то ни было до окончания наших переговоров. Разумеется, если последние закончатся неудачно, вы немедленно будете освобождены от этого обязательства.
— Хм, — сказал Вальд и отпил еще глоток. — Виски и впрямь замечательное, но если вы будете затягивать переговоры, я лишусь других потенциальных заказчиков. Здесь должен быть какой-то разумный временной предел.
— Вы абсолютно правы, — сказал рупор, — и нам очень приятно, что по этому вопросу у нас полное взаимопонимание; оно вселяет в нас оптимизм. С вашего позволения, на самом верху внутри капсулы мы уложили очень краткий текст такого обязательства, который вы можете пробежать глазами прямо сейчас. Как видите, в нем предусмотрен конкретный срок: три часа. Мы просим вас подписать этот документ и положить назад в контейнер; затем мы улетим — у нас просто кончается горючее — а через три часа появимся снова.
— О’кей, — сказал Вальд, — я подпишу этот документ. Но я привык вести свои дела чисто. Здесь нигде не написано, что информация конфиденциальна; да если бы и было написано, я бы это зачеркнул. Поэтому, если в ваше отсутствие кто-нибудь еще захочет все того же, то… э… вступать в переговоры я не буду, но насчет трех часов им скажу. Пусть занимают живую очередь. Вы поняли?
— Хозяин — барин, — кротко сказал рупор.
— И еще у меня небольшая просьба.
— Слушаем вас; только, если можно, побыстрей.
— Перешлите, пожалуйста, текст контракта в «ВИП-Системы» на имя моего штатного юриста, г-на Х.; пока вы будете брать горючее, я хочу с ним посоветоваться и тем самым выиграть время.
— Это уже предусмотрительно сделано, мистер Пулавски… кстати, лично для вас мы вложили в пакет экспертное заключение титулованной фирмы о тексте контракта.
— Очень хорошо. Еще мне хотелось бы знать, во сколько вы вылетаете со своей базы. Вдруг потребуется внести в текст какие-то изменения?
— База здесь не при чем. Мы отлично оснащены; незначительные изменения в документах можно сделать прямо на борту нашего вертолета.
— Что ж, — отозвался Вальд, — тогда я с легким сердцем подписываю обязательство. На моих часах два сорок пять по Москве.
— Не хочется оскорблять ваших чувств…
Рупор замялся.
— Ну? — крикнул Вальд.
— В Москве все как-то нестабильно… в общем, мы просили бы обозначить время по Гринвичу.
Вальд проглотил оскорбление.
— Стало быть… одиннадцать сорок пять, о’кей?
— О’кей.
Вальд подписал бумагу. Едва он укрепил ее где положено, как оба вертолета — маленький и совсем маленький — опрометью рванули прочь, при этом авиамодель втягивала в себя штатив по дороге.
— Сид, — сказал Вальд, запихивая непочатую бутылку виски в Трубу, — лови посылку.
— Спасибо.
— Знаешь, я что-то беспокоюсь за них. Эта обмолвка насчет горючего… Видал, как чесанули?
— На все воля Божья, — сказал Сид. — Если они не дотянут, то есть плюхнутся в море, тебе больше дадут за интервью. Это же капиталисты, акулы.
— Мне было бы их жаль.
— Мне тоже. Я мог бы их трахнуть. Как они выглядят?
— Вроде ничего. Одна светленькая, зато другая как бы негритянка.
— Расскажи про их фигуры.
— Какие фигуры, Сид? Я и это еле успел разглядеть. Если б ты раньше открыл мне секрет телескопа…
Сид молчал.
— Чего молчишь? — спросил Вальд.
— Стараюсь скрыть разочарование.
Вальд раскидал по сторонам содержимое капсулы, достал документы и пробежал глазами несколько строк, формулируя первые вопросы своему юристу. Страус громко крякнул, с жадностью глядя на пакет концентрированной люцерны. Вальд покосился на него, пододвинул к нему пакет и вдруг подумал, что каникулы кончились.
Ему стало грустно.
— Сид, — спросил он, — ты выпил?
— Да.
— Неплохое виски?
— Согласен; однако под твоей задницей, в ящике номер один, тоже неплохой запас крепких напитков.
— Я не смог открыть этот ящик.
— Неудивительно: ключ от него в кармане у меня.
Виски ударило Вальду в голову.
— Сид, — предложил он, — давай поговорим о том о сем.
— Давай… например, о дамах.
— Ха! Мы еще не касались этой щекотливой темы.
— А я сейчас только об этом и думаю. То, что случилось, разбудило мое воображение; сейчас я пытаюсь домыслить внешность этих журналисток. Какая грудь у светленькой! Да и негритянка хоть куда, ?vaya, vaya! Теперь я представляю себе, как бы я с ними поступил.
— И как?
— Как всегда, — сказал Сид, — не раздумывая. Вначале мы опустились бы на островах. Представь себе пальмы, бунгало, шумный международный бар… Их вертолет сел раньше; они уже ждут меня за столиком. Я подхожу. Подношу каждой по гвоздике, встаю красиво, как Стив Фоссетт… приглашаю на вечер… за счет заведения…
— Разве это этично, — спросил Вальд, — за счет заведения?
— Ты не понимаешь. Я — звезда; меня знают на всех островах, как облупленного. Я ходячая реклама для любого международного бара. Бармены соревнуются за право угостить меня и моих гостей.
— А ты не такой простой, каким кажешься, — заметил Вальд. — Итак, ты пригласил их… Что потом?
— Потом вечер. Мы танцуем втроем под пальмами, среди бунгало; темнота, звезды, огни. Мы прижимаемся друг к другу, улыбаемся друг другу, ощущаем запах друг друга. Наши тела разгорячены. Наши глаза начинают призывно блестеть.
В голосе Сида послышалась хрипотца, как в начале их путешествия. Вальду передалось его волнение; высунув голову за борт корзины и убедившись, что вертолет по-прежнему далеко, он спустил трусы и посмотрел на свой пенис, быстро увеличивающийся в размерах.
— Мы спускаемся к морю, — сказал Сид. — Я обнимаю их за плечи, сразу обеих. В нас возникает желание.
Страус с негодованием вскричал, устав от тщетных попыток раскурочить клювом пакет с люцерной. Вальд тихо выматерился и зубами вспорол пакет, краем глаза следя за тем, чтобы во время этих хлопот не утратить достигнутого. Затем он коснулся пениса пальцами и закрыл глаза.
— Мы раздеваемся, — продолжал между тем Сид, увеличивая паузы между словами. — Медленно, медленно раздеваемся при свете восходящей луны. Каждый из нас по очереди снимает одну из немногочисленных оставшихся на нас вещей, а остальные двое смотрят и восхищаются. По мере того, как мы делаем это, желание наше растет.
— Черт тебя побери, Сид, — нетерпеливо пробормотал Вальд. — Почему все так медленно?
