Системам» причитается четыреста… тысяч, и «Цельному Бензину» столько же. По основаниям, изложенным ранее, четыреста тысяч единиц должны быть изъяты из дохода «ВИП-Систем», а кроме того, фирма облагается штрафом на такую же сумму. В точности такие же санкции должны быть применены к «Цельному Бензину».
— Вот, значит, чей был вертолет, — со скорбной улыбкой проговорил Вальд, ни к кому специально не обращаясь и покачивая головой на манер китайского болванчика, — а я-то… Конечно, конечно — рука Москвы! Вот откуда столь усердная и любезная опека мистеров Y и Z… но значит, у вас и ФБР на побегушках? В таком случае о чем вообще говорить? Вот мы перед вами, голенькие — берите нас… раздевайте до штанов две компании!
— Эх, ты, — презрительно бросил Вуй Вальду, — Цицерон… Все же охота, охота вам считать нас грабителями! Ну и хрен с вами… — Он сокрушенно махнул рукой и отвернулся к сидящему рядышком Ильичу. — Дорогой! может, накажем их на полную катушку, а? Глянь, какие!
— Верной дорогой идешь, дорогой! — воскликнул Ильич, сопровождая слова горячими жестами. — Надо бы! Но мы решили — и наказывать, и учить. Разорим — какой толк? кто ученый будет?
— Ты прав, дорогой, — мрачно проворчал Вуй. — Ну-ка, господин А., как это называется? Амнистия?
— Можно и так… Просто списание долга.
— Не будем насчитывать штраф на рекламу, — буркнул Вуй. — Надо бы, но не будем. Все остальное — сюда.
Воцарилось молчание.
В кино, подумал Филипп, в такие минуты распахивается дверь и врываются освободители. Чапаевцы! Шварцнеггер! Тра-та-та-та-та, трах, бабах! Вуй в кровище… подручные разорваны на куски… Или начинает действовать секретное оружие будущего. По телу Вуя пробегают синие вспышки; не понимая, что с ним, он поднимает голову к черному небу, начинает искажаться лицом и выть злобно и страшно, хватается за горло и взрывается… нет, сублимируется… и то же с Ильичом. Вот сейчас…
Нет, так не может быть; слишком рано. Должны начать мучить. К стенке… или хотя бы паяльник в задницу; вначале холодный и на немножко… а когда начнет нагреваться — глубже… еще глубже… вот заднице уже и невмочь… громкие, долгие, отчаянные крики… и вдруг — нестройный шум голосов! Гулкий грохот, подобный тысяче громов! Огненные стены отступили! Кто-то схватил меня за руку, когда я, теряя сознанье, уже падал в пропасть. То был генерал Лассаль. Французские войска вступили в Толедо. Инквизиция была во власти своих врагов… Сколько градусов можно выдержать до генерала Лассаля?
Так думал Филипп; Вальд же, поскипав чапаевцев и синие вспышки, начал сразу с паяльника. Эту тему он успел прочувствовать поэтому более глубоко — и, желая укрепиться духом и не испрашивая ни у кого разрешения, твердо сказал:
— Miserere mei, Deus, secundam magnam misericordiam tuam. Gloria Patri! Et Filio, et Spiritui Sancto; sicut erat in principio, et nunc, et semper, ef in seacula saeculorum. Amen.
Эти простые, но исполненные глубокого смысла слова повергли собравшихся в уныние. Никто из них не издал ни звука; один лишь Ильич, с недоверием покосившись на Вальда, совместил ладони и нараспев произнес:
…
—
— Agnus Dei, qui tollis peccata mundi, — заслышав такое, немедленно добавил Вальд к ранее сказанному, — miserere nobis et dona nobis pacem.
.
— ,чиьлИ лижотыдоп — ,
—
После этих слов молчание сделалось невыносимым; даже отдаленный вой за окном, казалось, умолк, и в наступившей тишине Филиппу послышались странные, булькающие звуки снаружи — как будто откупоривали одну за другой не менее дюжины бутылок шампанского. Нет, подумал он разочарованно, это не генерал Лассаль.
— Стой-ка, — пробормотал Вуй с выражением напряженного внимания на лице.
Он встал из-за стола и, отстранив рукой стоящего у двери, осторожно выглянул наружу. Тотчас вокруг его шеи обвилась чужая черная рука, и, прежде чем кто-либо за столом успел сделать хоть одно движение, некто похожий на ниндзя стоял уже в комнате рядом с ним и держал у его виска ствол пистолета больших размеров. Сразу за этим сквозь дверь стали одна за другой просачиваться другие фигуры в черном; телохранитель Вуя, рискуя жизнью своего шефа, выхватил было оружие, но хлопнула очередная как бы пробка, и здоровенный детина обмяк. Никто уже больше не пытался сопротивляться.
— Освобождение заложников, — объявил человек в обычной форме майора-пехотинца, зашедший тем временем в комнату с таким видом, как будто в двух шагах от него не происходило вовсе ничего особенного. — Кто из вас господин *ов?
— Я, — немедленно сказал г-н А., пока Филипп, изумленный поворотом событий, слегка замешкался.
— Прошу вас… — начал майор.
— Стойте! — вскричал опомнившийся Филипп. — Не верьте ему; я *ов. У, наглый самозванец!
— Это вы самозванец, — с достоинством возразил г-н А. — видимо, единственный за столом, не потерявший присутствия духа. — Проверьте-ка у него документы!
— Товарищ майор, — взмолился Филипп, не сразу и обретя дар речи, — пожалуйста, не потеряйте контроль над ситуацией! Этот псевдо-заложник хочет усыпить вашу бдительность и развязать руки другим. У меня действительно нет документов, их просто забрали… но неужели вы поверите на слово этому типу? Разве он похож на заложника вообще?
— Конечно, похож, — заговорили тут вполголоса за столом, по-прежнему не делая резких движений, но очевидно желая содействовать дерзкому замыслу г-на А. — А тот не похож; ишь, хитрый какой… пусть, пусть проверят документики… пусть забирают заложника, раз пришли…
Невнятный этот ропот был прерван серией взрывов, раздавшихся снаружи и громких настолько, что часть стекол в помещении со звоном вылетела. Восприняв это как сигнал к действию, двое или трое из сидевших за столом последовали было примеру Вуева телохранителя… но увы, их ждала его же незавидная участь.
— Господа претенденты в заложники, — нахмурившись, сказал майор, — мы не проверяем документов, но в любом случае я бы не поверил ни одному из вас на слово. Сейчас я задам вам некий вопрос, ответ на который известен только настоящему г-ну *ову. Итак, — спросил он, обращаясь сразу к обоим, — какой музей вы посещали во время своего последнего пребывания в Мадриде?
— Конечно, Прадо, — тотчас ответил г-н А. — Как можно покинуть Мадрид, не совершив паломничество в эту сокровищницу мировой культуры?
— А вы что скажете? — спросил майор у Филиппа.
Филипп почесал репу.
— Уж извините, — сказал он, ощущая полную беспомощность, — но я не могу припомнить. Такое впечатление, что в последний раз я не заходил ни в какой музей; все достойные внимания мадридские музеи были подробно изучены ранее.
