— Вы же сами видите, — злорадно ухмыльнулся А.
Майор нахмурился еще больше. За столом молчали — видно, уже решили, что г-н А. победил, и теперь обдумывали свои дальнейшие действия.
Майор раскрыл было рот, но в этот момент Филипп внезапно расхохотался. Его смех звучал громко и вызывающе; все посмотрели на него, видимо полагая, что он или тронулся умом от нервного напряжения, или затеял какую-то хитрую игру.
— Вспомнил, — давясь со смеху, сказал Филипп. — Я, правда, не уверен, имеет ли это заведение статус музея; дело в том, что там вместо экспонатов хамоны… ну, свиные окорока. Для меня немыслимо уехать из Испании, не прихватив с собой хотя бы небольшого пакетика хамона… разумеется, — уточнил он, — я имею в виду
Все обратились в слух.
— Фокус в том, — пояснил Филипп свою парадоксальную мысль, — что свиной ноге, подвешенной на железном крюке, не нужен никакой холодильник. Она так может висеть долго; правильно приготовленная, она станет со временем лишь вкусней. Простенькие сорта висят несколько месяцев, лучшие — пять, а то и семь лет. Сделать хороший хамон — такое же искусство, как сделать, к примеру, хорошее вино. Моя жена говорит, что настоящий хамон делают только из настоящего иберийского кабана, взращенного на настоящих иберийских пастбищах и вскормленного желудями настоящих иберийских дубов. Чтобы было меньше жира, пастухи гоняют кабанов с места на место. Прежде чем подвесить ногу, ее обрабатывают травами. В магазине с помощью циркульной пилы Вашу покупку нашинкуют тонко, до красивой прозрачности…
— Зубы заговаривает, — прохрипел Вуй, по-прежнему удерживаемый черным боевиком за шею и с пистолетом у виска. — Где это видано, чтобы хороший хамон резали на электрической машине!
— Я как раз и хотел сказать, — досадливо поморщился Филипп, — что так обычно поступают только с дешевыми и средними сортами. Хамон высшего качества нарежут вручную, не так тонко и даже, кажется, слегка небрежно… но небрежность эта истинно королевская! Кстати, по-настоящему хорошие сорта стоят до ста долларов за килограмм, а то и еще дороже.
И он недовольно покосился на Вуя, будто тот имел какое-то отношение к столь высокой цене.
— Все-таки, — спросил майор, — для порядка: как называется музей?
— Разве я не сказал? — удивился Филипп. — О, извините за упущение; конечно же, Museo del Jamon. Я не смог дать ответа вовремя, потому что даже не подумал о нем; ведь это, собственно, не учреждение культуры, а просто большой магазин близ Пуэрта-дель-Соль.
— Довольно, — сказал майор и смерил г-на А. уничтожающим взглядом, отчего тот посерел и мгновенно хлопнулся в обморок, — теперь я вижу что почем. Прошу вас, подойдите ко мне… всем остальным не двигаться.
— Спасибо, — растроганно сказал Филипп, бочком выбрался из-за стола и подошел к майору. — Надеюсь никогда больше с вами не увидеться, — обратился он к оставшимся за столом (кроме Вальда, естественно), — поэтому дам на прощанье хороший совет. Хамон, как таковой, делают только из задней конечности; переднюю ногу вялят тоже, но получается не хамон, а
—
— Разумеется, — ответил Филипп; — вы уж простите великодушно, что я сразу не показал… разволновался, должно быть. Я всегда волнуюсь, когда речь идет о хамоне. Вот этот мой, — и он указал на Вальда.
— Больше никого?
— Я хотел бы задать вам конфиденциальный вопрос.
— Извольте, — сказал майор и вышел в коридор, дав знак Филиппу с Вальдом следовать за ним. Выходя, Вальд обернулся и посмотрел в глаза Вую. Он ожидал увидеть во взгляде бандита ненависть, презрение… в конце концов, страх… но Вуй смотрел на него вовсе спокойно, разве что с выражением легкого недовольства собой. Вот вы, оказывается, каковы, говорил его взгляд; а я-то хорош — не распознал, счел за фраеров, на игрушки повелся… Не забрать ли диктофончик, подумал Вальд, и не без сожаления отказался от этой мелочной мысли.
— Скажите, — спросил Филипп майора, отводя глаза от нескольких лежащих в коридоре покойников, — что будет с теми, кого мы не заберем?
— Ничего хорошего, — ответил майор, помедлив.
Инквизиция во власти своих врагов, подумал Филипп. Значит, без толку было уже предостерегать их от палеты, догадался он, а вслух лишь спросил:
— Могу я поговорить со своим человеком?
— Извольте, — снова сказал майор и отошел.
— Как ты думаешь, — спросил Филипп, — мы должны кого-то спасать? Ну… Эскуратова?
— Что вообще происходит? — спросил его Вальд.
— Понятия не имею, — пожал плечами Филипп. — Но они знают вещь, которую могла знать только Ана.
— В таком случае… нужны ли нам свидетели?
— Ты прав, — сказал Филипп. — Господин майор! наших людей здесь больше нет.
— Кроме моего водителя, — добавил Вальд, — он должен быть в джипе.
— Сожалею, — медленно произнес майор, — но все до одной машины уничтожены.
Вальд и Филипп опечалились. Люди в черном повели их на выход из дома; сзади послышался сухой треск автоматных очередей. На улице было светло и жарко от восьми догорающих автомашин. Черные фигуры сновали вдоль деревянных корпусов, опрыскивая их струями из небольших баллонов.
Майор проводил Вальда с Филиппом в один из нескольких обычных армейских вездеходов, стоявших несколько на отшибе. Не позже чем через минуту машина наполнилась людьми и тронулась. Уже почти успели доехать до пустынного перекрестка со столбом, как сзади донесся звук взрыва, страшный даже на таком почтительном расстоянии.
— Простите, — робко спросил Филипп у сидящего рядом с ним майора, — могу я узнать, куда нас везут?
— По домам, — сказал тот.
— А… кто вы?
— Это неважно, — ответил майор.
Филипп подивился и замолчал.
— Все же, — заметил он через некоторое время, — хотелось бы знать, кому я могу принести свои благодарности.
Майор полез в карман и достал мелкую купюру.
— Прошу, — сказал он, разрывая купюру пополам и вручая Филиппу одну из половинок, — когда к вам придет человек со второй половинкой, будьте вполне уверены, что он от нас. На случай официального дознания рекомендовал бы утверждать, что вы сутки, переутомившись, пробыли дома; ваш коллега, приехав к вам на обед, отпустил машину, да так и остался у вас до позднего вечера. Вам не составит труда доработать эту версию в деталях. Больше, к сожалению, я не могу сообщить ничего, — вежливо добавил он; — надеюсь, вы понимаете, что я лишь выполнял приказ своего начальства.
