— Мы нарисовали картинок, просветили его.
— Кто «мы»?
— Группа, кто же еще, — беззаботно ответил Цыпленок; — сейчас, говорят, даже отдел… Мы — вместе, разве не так, Алонсо? Посоветовались, сделали маленький информпакет Эстебану…
— ?
Манолито, кто у тебя начальник?
— Дон Алонсо Гонсалес, — сказал Цыпленок, и в его голосе появилась тоска. Он быстро почуял неприятности.
— Твой начальник Гонсалес участвовал в этой работе?
Цыпленок затравленно посмотрел на Гонсалеса.
— Мы — вместе… Мы… Алонсо, ну
?скажи что-нибудь!
— Я тебя спрашиваю, — строго сказал Филипп.
Гонсалес вскочил, рванул рубашку на шее, обнажил татуировку, пальцы веером распустил, выкатил глаза, оскалился — захотел, наверно, что-то сказать, но передумал, сел и молча отвернулся.
— Даже так… — трагически молвил Цыпленок.
— Вплоть до того, — сурово отрезал Филипп.
— Но там не было ничего секретного, — пролепетал Цыпленок. — Просто… общие сведения… Платформу нарисовали… на которую трубы сложить… Я не знал, что это так серьезно.
— Теперь будешь знать, — произнес Филипп тоном инквизитора. — Итак, вы просветили Эстебана. Кстати, запрещаю тебе говорить слово «мы». Говори конкретно — кто ходил, кто просвещал и так далее.
— ??
Замочу, сеньор!! — крикнул Гонсалес, не выдержав. — ?Не трожь ребенка! ?Следствие чинишь над малолетними?
— Ты угадал, — бесстрастно сказал Филипп. — Это служебное расследование. Манолито! прошу, продолжай.
Цыпленок тяжело вздохнул.
— Вначале я ходил один. В общей сложности раз… — он задумался, — пять-семь, не больше. После того, как мы с Бананьевым…
— ?
Еще раз скажешь «мы», я тебя оштрафую! — рявкнул Филипп.
— ?
Я! После того, как я с Бананьевым ушел… ушли от него… от Эстебана… я доставил ему материалы. По почте. Вначале один. Потом он позвал Бананьева. Мне задали вопросы. ?Я отвечал уклончиво! — боязливо добавил Цыпленок. — Некоторые вопросы вообще игнорировал… особенно, это… если не знал, что сказать… Пробыл там часов пять-семь. Не больше. Через день — снова зовут. Надоело мне ездить. Шесть пересадок, а потом еще монорельс. Неделю назад Бананьев звонит и говорит, что Эстебан просит срочно прибыть. Услышав такое, я посоветовался с Эрнандесом… то есть, с Гонсалесом… Гонсалес сказал, поедем вместе. Мы… ?ой! Я и Гонсалес, то есть Гонсалес и я, поехали к Эстебану.
— Неделю назад?
— Да, в четверг. В пятницу. Эстебан сказал, что изучил вопрос и хочет получить от нас коммерческое предложение, но очень быстро. Гонсалес спросил, насколько быстро. Эстебан сказал «вчера». Гонсалес сказал, что так работать нельзя и что любой проект имеет этапы.
Цыпленок с опаскою покосился на мрачно молчащего Гонсалеса и воинственно выпалил — правда, непонятно кому и о чем:
— ?
Ну, не так разве?
Поскольку никто ему не ответил, он продолжал:
— Эстебан стал думать, ходить куда-то. Так ничего и не решил. Мы… Гонсалес и я… уехали.
— Хватит с тебя, — решил Филипп. — Твоя очередь, Алонсо. Поточнее, пожалуйста.
Гонсалес почесал репу.
— В понедельник утром, — начал он заунывно, — примерно с девяти сорока до одиннадцати, Эстебан вышел на меня с разговором. Секретарша соединила нас по внутренней телефонной сети. Эстебан вначале приветствовал меня, а затем недвусмысленно высказал свое намерение переговорить с нашим руководством.
— Даже так?
— Недвусмысленно. В ясных, конкретных формулировках.
— Дальше…
— В тот день, — продолжал Гонсалес, — сеньор главный инженер был в отъезде. И я, оценив возможные варианты, записался на прием к Вальдемару Эдуардовичу. Тот принял меня непосредственно после обеда. За обедом он съел несколько специфически грузинских блюд, таких, как суп-харчо, аджаб- сандал и мацони… Притом аджаб-сандал был переперчен…
— Можешь опустить детали, — мягким тоном сказал Филипп. — Что было дальше?
— Он оделся, покинул обеденный зал, дал пять… нет, десять новых рублей на чай гардеробщице…
— Дальше, дальше…
— Опускаю возврат на рабочее место и посещение служебного туалета.
— Очень хорошо, — одобрил Филипп.
— Он принял меня, одновременно распорядившись, чтобы секретарша подала черный кофе. Беседа началась неожиданно. Вальдемар Эдуардович приказал: «Выкладывай все, что знаешь». Я повиновался.
Он опять почесал репу.
— Дальше, — потребовал Филипп.
— Пусть сеньор не торопит меня, — с достоинством заявил Гонсалес. — Мысли путаются… по умолчанию… Эстебан ему в дальнейшем звонил… или, я бы сказал, приезжал физически…
Гонсалес умолк.
— ?
Так звонил или приезжал?
— ?
А я знаю?
Он подумал и пояснил:
— Это уже вышло за пределы моей компетенции.
Черта с два ты еще что-то скажешь, зло подумал Филипп. Развели гадюшник. А ведь он, Филипп *ов, сейчас думает о Вальде так же, как Гонсалес думает о нем самом. Гонсалес по-своему прав… Филипп Эдуардович разводит инженерную бюрократию. Вальдемар Эдуардович — административную. Две стороны одной медали? Обязательный атрибут бизнеса, начиная с какой-то черты?
Было ясно и так, что происходило за пределами компетенции Гонсалеса. Эстебан имел разговор со своим начальником Эскуратовым. Тот сказал — встреться, поговори. Если, к примеру, в кредит… рассмотрим. Будет достаточно причин отказать тем, кому отказывать без причины нельзя. Эстебан поехал к Вальду. Рассказал про конкурентов… много неофициального рассказал, намекнул. Нужен первый шаг. Бережный, осторожный — они ведь нас тоже не знают. Нужен срочный звонок. Цель номер ноль — приостановить конкурентов. Вальд боится напортить. И вообще, специалист — Филипп…
— Ясно, — сказал Филипп. — Оба свободны.
Помолчали.
— ?
В смысле? — осторожно осведомился Гонсалес.
Страх распространяется быстро, подумал Филипп.
— За несанкционированные деловые контакты вы оба получите по выговору, — пообещал он
