противным, казенным голосом. — На первый раз этого будет достаточно. Если кому-то неясен смысл наказания, готов объяснить на досуге. В следующий раз… Идите, короче.
Они встали и пошли с серыми, деревянными лицами.
Алонсо задержался перед выходом из кабинета.
— Сеньор Филипп Эдуардович, — сказал он, — а ведь у того, кто на рыбалку не ходит, рыбка вообще не клюет. По умолчанию.
Филипп хотел психануть. «??????
Умник, — хотел завопить, — где были твои деловые амбиции, когда мы вытащили тебя из твоей крохотной дохлой фирмешки? Да ты знаешь ли вообще, что такое заказ? Как финансировать? Где взять людей? И что такое нахапать заказов и не справиться? Что прежде чем вытащить рыбку, проверь, не подавишься ли! не отравишься ли… а есть рыбки, которые за собой еще и на дно потянут…»
Но сдержался. Толку-то…
Каждый должен сам. Этому не научишь.
— Да, — сказал. — Ты прав. В следующий раз, когда клюнет, подашь мне письменный рапорт о передаче удочки отделу продаж в установленном порядке.
Нежнейше проворковал телефон, и на дисплее обозначилось: «Przezdzieszczewski».
— Да?
— Партнер, пора обсудить Эскуратова.
— Пора так пора.
— В салончик?
— О’кей. Выходи.
Встал, обошел стол, прошелся до двери, открыл ее, вышел и плотно затворил за собой.
Секретарша Женечка перекидывалась в картишки с удовлетворителем.
— Вы надолго? — встрепенулась она.
— Я в салончик. С кем соединять, сама знаешь.
— Ясно, — значительным тоном сказала Женечка.
Дура, подумал Филипп, идя по коридору. Надоела. Выгнать, что ли? Без секретарши плохо, с секретаршей плохо тоже. Никак не найти кого хочется.
Раньше они с Пшелешевским располагались в соседних кабинетах. Постепенно технический блок разросся. Рабочие совещания оказалось удобнее проводить на местах. Филипп замучился бегать взад- вперед по коридору и перенес свой кабинет в центр технического блока. На полпути между двумя кабинетами устроили салончик, место для специальных нужд — в частности, для встреч отцов- основателей.
Вальд уже был там. Первым пришел — заключительный реверанс после размолвки.
— Мне сказали, на тебя что-то упало…
— Еще как.
— Дай посмотреть.
Филипп склонил голову и ощутил прикосновение пальцев Вальда.
— Здоровая, черт, — сочувственным тоном сказал Вальд и посмотрел на свои пальцы, не осталось ли на них зеленки. — Сильно болит?
— Нестерпимо.
— Тогда садись и побыстрее рассказывай про Эскуратова, — предложил Вальд. — Нужно занять мозг чем-то совсем посторонним; тогда ты увлечешься и будешь в состоянии выносить боль.
Филипп сел.
— Мутный кадр, — сказал он.
— Это я и сам понимаю… Что на выходе?
— Ничего особенного.
— Но это еще живо?
— Может быть. Мне сказали, ты принимал Эстебана.
— Да.
— В таком случае, кто наши конкуренты?
— Договор готовится с подставным лицом. Все контакты — у Эскуратова. Эстебана оттерли.
Вальд усмехнулся.
— Он предложил уворовать технических бумажек, чтобы мы могли понять, с кем имеем дело и что это вообще за проект.
Филипп задумался.
— Смотря под каким соусом это подать, — осторожно предположил он, — сам понимаешь, чем пахнет… Санкция на стороннюю экспертизу… скажем, некоторых системных решений — это Эстебану по зубам?
Пшешелевский понюхал воздух.
— Ты вкусно сказал о соусе. Ты обедал?
— Вообще-то, да.
На мгновение Филиппа осенил светлый облик Девы.
— А я нет еще. Извини, закажу еду.
Он щелкнул пальцами. Над столиком возник официант, протянул каждому по кожаной папке.
— Я не буду, — сказал Филипп.
— Ну, может быть, пивка? Утром, я видел, подвозили свеженькое… Записывайте, — сказал Вальд официанту. — Угорь под маринадом, один. Пельмени в горшочке… нет, лучше китайский лапшовый суп, а на горячее — куриные крылышки, но не очень острые.
— Что будем пить? — осведомился официант.
— Мне — пожалуйста, сок из свежих апельсинов, — сказал Вальд. — Ну, ты что-нибудь надумал? — спросил он у Филиппа.
— Сто грамм водки, — сказал Филипп, — да постуденее, а еще соленый огурец.
— Тогда мне тоже, — сказал Вальд. — Впрочем, сто многовато…
— Сто пятьдесят на двоих.
— Точно, — одобрил Вальд. — И два огурца. И чесночный хлеб, пожалуйста.
— Сожалею, — сказал официант, — сегодня чесночного нету.
— Как это, — недовольно отозвался Вальд, — а ну подай жалобную книгу!
— Шутить изволите, — несмело допустил официант.
— Хорошие шутки! — воскликнул Вальд. — Нет, ты подумай, что творят, а? Сколько раз я говорил: чесночный хлеб чтоб был ежедневно. Уволю, — зловеще пообещал он официанту, — иди и скажи там на кухне: еще раз не будет чесночного хлеба — точно всех выгоню.
Официант вздохнул и возвел глаза к небу.
— Пошел, — буркнул Вальд.
Официант исчез.
— Совсем плохие, — проворчал Вальд с отвращением. — На чем мы остановились?
— Я сказал, — напомнил Филипп, — что Эстебан мог бы запросить санкцию на какую-нибудь там экспертизу.
— А, да. Знаешь, он совсем не дурак. Он уже получил такую санкцию.
— Тогда где бумажки?
— А ты уверен, что нам нужны эти игры? Может, лучше ничего об этом не знать?
— Конечно, лучше бы не знать, — сказал Филипп, — но если ты хочешь взять заказ, то придется. Эскуратов играет на понижение. Чем лучше будем знать противника, тем меньше уступим.
— Хорошо. Скажу, чтоб доставил бумажки.
Принесли водку, огурцы и угря под маринадом.
— Не сходится, — неожиданно для себя сказал Филипп. — Ты говоришь, ему дали санкцию на экспертизу. Значит, он облечен доверием, к информации тоже допущен. Тогда почему — «уворовать»? И почему — «оттерли»?
