пляж от всего остального острова — впрочем, столь же необитаемого, как и пляж.
— У тебя красивое тело, — сказала Мария.
— У тебя тоже, — отозвался Сид. — А что это за цепи на тебе? Почему-то две… и такие разные.
— Да так.
— Толстая очень красива, — заметил Сид.
— Да, — сказала Мария. — Ты был женат?
— Нет.
— Почему?
— Потому что воздухоплаватель. А ты была замужем, Мария?
— Да, — ответила она и, помедлив, добавила: — Этот брак был ужасно несчастлив.
— Жаль, — сказал Сид.
Мария вздохнула.
— Я вовсе не собираюсь расспрашивать тебя о подробностях, — сказал Сид. — Я считаю, что чем меньше знаешь о друге, тем дружба прочней; поэтому я терпеть не могу всякие расспросы; в конце концов, если кому-то очень хочется рассказать, он сделает это без всяких расспросов. А другой послушает это (разумеется, в контексте текущей беседы), а через день-два снова забудет, как не очень-то значимый факт. Ведь это и впрямь менее значимо, чем, к примеру, скорость ветров; а смысл общения, мне кажется, в том, чтобы постоянно представать друг перед другом по-новому.
— Ты абсолютно прав.
— Тебе хорошо со мной?
— Ты даже не представляешь, как мне хорошо с тобой. Наверно, я всю жизнь стремилась именно к этому.
— Тебе нужен мужчина?
Мария задумалась.
— Я еще не знаю ответа на этот вопрос. А тебе, Сид, нужна женщина? Я обратила внимание, что за не столь долгое, но вместе с тем и вовсе не краткое время нашего полета ты ни разу не попытался ко мне приставать.
Сид смутился и перекатился на живот.
— А отчего ты перевернулся? — лукаво спросила Мария. — Уж не оттого ли, что у тебя началась эрекция?
Сид оторвал от песка половинку лица и уставился на нее одним открывшимся глазом.
— Мы еще не обсуждали этих тем.
— Это такие естественные темы, — пожала плечами Мария. — Почему бы не предположить, что мы с тобой будем любовниками? Другое дело — что потом… Я слишком много страдала, чтобы сейчас не дорожить тем, что есть. Люди связаны такими тонкими нитями!
— Да.
— Причем я заметила: чем тоньше нить, тем больше она доставляет изысканного удовольствия; но, сам понимаешь, тем легче ее порвать.
— Да. А у тебя было много мужчин?
Мария рассмеялась.
— Ты же сказал, что не интересуешься деталями.
— Я спрашиваю не об истории жизни, а о твоих сексуальных интересах, предпочтениях и так далее.
— Разве это зависит от количества мужчин? — удивилась Мария.
— А разве нет? — тоже удивился Сид. — Секс не такая вещь, чтобы его изучать по книжкам.
— Это правда, — сказала Мария.
— Но ты, кажется, ушла от ответа на мой вопрос.
— Разве? Я отвечу; но вряд ли ты поймешь мой ответ… С одной стороны, у меня было несчетное количество мужчин — я даже примерно не скажу, сколько их было… а с другой стороны, не знаю, можно ли называть их мужчинами в том смысле, какой ты имеешь в виду. Ведь я, чтоб ты знал, девственница.
Сид с удивлением открыл оба глаза.
— Это шутка, — предположил он.
Мария покачала головой.
— Тогда, — сказал он, — ты права, я ничего не понял в том, что ты сказала. Это своего рода обет?
— Нет.
— Не буду гадать, — сказал Сид, — иначе получится, будто я лезу тебе в душу. А как же твой брак? — спросил он, внезапно вспомнив.
— Но я же сказала тебе, что он был несчастлив. Мой муж погиб; брак длился всего лишь два часа. — Мария нахмурилась. — Я не хочу про это говорить; никогда больше не напоминай мне о моем браке.
— Хорошо, — послушно кивнул Сид головой. — Скажи только, хотела бы ты потерять девственность?
— Ты иногда задаешь хорошие вопросы, — серьезно сказала Мария. — Собственно, ты задаешь те вопросы, которые я сама не решаюсь задать себе.
— Продолжать задавать их?
— Да… только не все подряд.
Сид перевернулся опять на спину, и Мария увидела, что его змей уполз. В ее воображении возник Господин — веселый, благой, притягательный, сжимающий правой рукою не рукоять рычага скоростей, но кулачок Госпожи.
Она почуяла нечто опасное, разлитое над далеким асфальтом. Она насторожилась. Она почуяла запах жженой резины, краски, металла… повела глазами вокруг… и успокоилась, поняв происхождение запаха: отрок, негодник, забавлялся вовсе не природными диковинами, а какими-то шутихами, по случаю купленными в Тенерифе.
Может быть, подумала Мария, он станет мастером фейерверков? Как прекрасно — дарить людям радость… Они с Сидом могли бы запускать фейерверки с воздушного шара… Она сказала с легким недовольством в голосе:
— Что мы все обо мне да обо мне? Расскажи о себе, разумеется без излишних подробностей… Например, много ли у тебя было женщин?
— Удивительно, — сказал Сид, — но я бы мог слово в слово повторить тебе твой собственный ответ. Женщины любят меня, и я люблю женщин; но я сам напоминаю себе подростка… такого, как Игорь… Ты первый человек, которому я признаюсь в этом. Ни с одной женщиной у меня не дошло до конца; всякий раз что-то мешает — не одно, так другое, вплоть до политических перипетий.
— Так ты девственник? — изумилась Мария.
— Странно, да? Я, наверно, единственный испанец, не имевший женщин к своему-то возрасту… не считая монахов, конечно, да и то смотря каких.
— Ты несказанно удивил меня, — сказала Мария, покачивая головой. — Ведь я вижу, что ты вовсе не импотент… я даже больше вижу…
Она замолчала, не желая далее развивать свою мысль. Ему все равно было не понять, а она совсем не была уверена в своем желании заводить нового Господина.
— Во всяком случае, ты же хотел бы? — спросила она вместо того и, чтобы он не заметил ее секундного замешательства, легко провела рукой по его чреслам — не так, чтобы змей вернулся опять; он и не вернулся.
— Конечно, хотел бы! — воскликнул Сид. — Один раз, в 1993 году, я уже был совсем близок к цели… Это было в Москве… в октябре…
— Однако надеюсь, — перебила она его с тревогою в голосе, — ты не подавляешь в себе естественных желаний? Это было бы очень вредно, учти!
Сид насторожился.
— О чем ты говоришь?
— Конечно же, о мастурбации… о чем же еще! Я по профессии медсестра; я тебе не говорила? Любой
