«Странно было, когда вы законсервировали свои мозги, — сказал он слегка насмешливо. — Конечно, жаль, что они все это время не работали… но хотя бы сохранились неплохо… Итак?»
«Можно мне подумать?»
Он недовольно хмыкнул. Ждал, небось… думал, я… а не тут-то было.
«Что ж. Только думать вам осталось меньше недели. — Его голос звучал ровно и сухо, и я подумала, что, может быть, зря фантазирую. — Через неделю нужно представлять материалы для включения в программу — краткий реферат, сведения о докладчике… потом документы на визу и так далее».
«Я позвоню. Скажите мне телефон».
Он продиктовал телефон и попросил:
«Позвоните в любом случае, хорошо? И чем скорее, тем лучше».
Так он меня озадачил, и я, конечно, в тот же день поехала к маме, где хранились мои экономические труды. Я разобрала их, перечитала кое-что, расчувствовалась, вообразила себя на кафедре в Цюрихе. Еще всякое вообразила… Впрочем, всякое — отвергла с негодованием. Я любила Фила и не хотела ему изменять.
Решила — еду.
Выдержала день паузы. Надо признаться, с трудом.
Потом позвонила. Сердце стучало: вдруг что-то сорвется, вдруг что-нибудь изменилось или это он просто так пошутил… Предложение оставалось в силе. Я поговорила с Филом. Разговор вышел значительно проще, чем я думала; он ничего не имел против, был рад за меня, но при всем при том — я видела — его гораздо больше занимали свои проблемы. На следующий день я отвезла в банк то, что требовалось.
Ничего не сорвалось. Кроме…
За несколько дней до вылета Владимир Эдуардович позвонил — его звали Владимир Эдуардович, и он не предлагал мне называть его «Владимир» — и сообщил:
«Аня, вам придется лететь одной. Вышло так, что я не могу — а кого-то другого мы уже не успеем оформить».
Честно тебе скажу, моя реакция — разочарование или как это еще назвать — была сильнее, чем я могла бы себе представить.
«Что-то случилось?»
«Дела, — кратко объяснил он. — Ничего страшного».
«Жаль».
«Надеюсь, что вы искренни… Однако в связи с этим на вас ложится дополнительная нагрузка, так что нам нужно срочно увидеться. Прошу вас приехать ко мне через час».
Через час я была у него, и он подробно объяснил мне, что нужно сделать, с кем встретиться, что сказать и так далее. Потом он устроил мне экзамен, и я сдала его.
«Да-а, — сказал он тогда, — учились бы вы у меня на потоке, я бы вас не отпустил. Что ж. Лучше поздно, чем… Уверен, вы достойно представите наше банковское учреждение».
Он смотрел на меня с довольной ухмылкой, и я увидела, что никуда он не собирался лететь вообще. Все это было — так, проверкой. Мне вдруг стало легко и свободно с ним в его кабинете; я подмигнула ему и засмеялась от удовольствия.
Он достал коньяк и две рюмки из бара.
«На посошок?»
Мы выпили.
«Мне нравится ваш муж, — проговорил он слегка мечтательно. — Бешеный Фил!.. — забавно… Когда-то и я…»
«Откуда вы знаете?» — удивилась я.
«Про Бешеного Фила? Я обязан знать… Неужели вы думаете, что мы доверили бы такие работы кому попало?»
«Да, конечно… Простите, я вас перебила…»
«Нет, что вы… может быть, я просто немного завидую…»
Я не стала уточнять, чему. Но он и сам уже завершил эту неформальную паузу, сделался официальным, проводил меня до дверей. Интересно, думала я, делая эти три шага в его сопровождении, руку — просто пожмет или все-таки поцелует?
Не поцеловал.
Ну, про сам по себе Цюрих ты помнишь — фотографии и прочее; что же касается моей миссии, то это был первый и, наверно, последний в жизни международный симпозиум, на котором мне довелось побывать. Я поняла, что это такое. Никому особенно не нужен был мой доклад, но меня запомнили. Зачем? ну, возможно, чтобы где-нибудь в том же Цюрихе, но на совсем другом форуме, рейтинг банка Владимира Эдуардовича — а с ним и шансы получить крупный кредит — пусть на самую малость, но выросли. Владимир Эдуардович, при всех его прочих достоинствах, оказался хитрым политиканом. Он узнал или рассчитал, кто будет представлять другие русские банки; в основном это был тот еще контингент — ушлые ворюги, которых за версту видать, да жуткие золотозубые тетки из прежней госбанковской системы, еще более жуткие от их фирменных нарядов и косметики; вдобавок ни те, ни другие двух слов связать не могли. На их фоне я была этакий невинный цветочек, что-то свеженькое. Сразу же после доклада ко мне прицепились какие-то аккуратные швейцарские старики, финансисты-пенсионеры; пригласили на обед — я была в тот день страшно голодна, нервничала, курила, до самого доклада кусок в горло не лез; конечно, я согласилась; мы пообедали дорого, медленно, церемонно; за мной ухаживали, мне говорили комплименты; а один из стариков, очень милый, по имени Отто Гласснер, доктор Гласснер, представлял какой-то серьезный фонд по развитию экономической науки, то есть он курировал ход международных программ, финансируемых этим фондом; вот он-то и предложил мне провести годовой — точнее, десятимесячный — цикл лекций и исследований, как он выразился, «в одной из европейских стран».
«Не в Швейцарии?» — уточнила я.
Он слегка замялся и объяснил: можно и в Швейцарии, если это так важно, но тогда только в следующем году… Помнишь такое понятие — «горящая путевка»? У них случилось что-то вроде того: конкретный проект в барселонском институте нуждался в иностранном специалисте; цикл начинался в сентябре, а они еще никого не нашли… да кого бы они уже нашли в конце июня.
«Видите ли, — смущенно пояснил доктор Гласснер, — проект рассчитан на добровольцев, потому что оплачены будут только лекции; на исследования же выделяется сравнительно небольшой грант. Мы рассчитывали на пенсионеров или, наоборот, на честолюбивых выпускников… конечно, я поступаю не вполне корректно, предлагая проект практикующему специалисту, тем более такому компетентному, как вы… но, с другой стороны, новые контакты… новые впечатления… Барселона — прекрасный город. Вы бывали в Испании?»
«Пока нет», — честно призналась я.
Он обрадовался.
«О, такая страна! Вы получили бы замечательные, незабываемые впечатления…»
Спокойно, Зайка, сказала я себе, это мы уже месяц назад проходили. Я задумалась. Старичок лукаво улыбался. Я пожелала ознакомиться с условиями проекта более детально. Не будет ли доктор Гласснер так любезен прислать мне письменные материалы в Москву? Старичок перестал улыбаться. Впрочем, сказала я (чувствуя досаду от своей неопытности и пытаясь отработать назад так, чтобы он этого не заметил), — впрочем, если эти материалы у него с собой здесь, в Цюрихе, я бы постаралась успеть ознакомиться с ними и даже, может быть, дать ответ, однако этот ответ будет в любом случае предварительный… доктор Гласснер понимает, что его предложение для меня несколько неожиданно и я должна, как минимум, обсудить это в своем банке, а также с семьей.
«У вас большая семья?» — спросил доктор Гласснер.
«Нет — муж и сын…»
«Вы могли бы поехать вместе с ними…»
«Что вы. Мой сын учится в школе, а муж — страшно занятый бизнесмен…»
«Ну, каждая семья решает эти вопросы по-своему».
Уж конечно, подумала я, выпускникам или пенсионерам почему бы такие вопросы не решить.
«Что же касается банка, то мы направим туда официальное письмо… Мы приятно удивлены, что из
