Логово Льва. Забытые рассказы

французы завершают свои письма: «Примите мои уверения в совершеннейшем почтении»…

– Да, все эти гламурные штучки.

– Эти гламурные штучки у него естественны, когда он обращается к Екатерине: «льщу себя мыслью», «ласкаюсь увидеть вас», «повергаюсь к ножкам невиданной красоты», «ваши ручки известны всей Европе» и так далее и тому подобное.

– Приведенные в романе вольтеровские письма тонально для современного читателя приторно-льстивы. Но Вольтер не был льстецом?

– Вольтер льстецом был. Невероятным льстецом. И в романе я не преувеличиваю, а лишь привожу оригинальные тексты, над которыми трудились переводчики императорского двора.

– Может быть, это такая дипломатическая хитрость Вольтера?

– То ли это хитрость, то ли естество… По-моему, все же это было его естество.

– Как же лесть могла сочетаться с иронией, вольнодумством, сарказмом Вольтера?

– В этом-то и сложность его личности. А еще, надо вам сказать, Вольтер, если выражаться современным языком, был немыслимым пиарщиком. Он обладал грандиозными связями в аристократическом мире и уж никак не упускал возможности умело пользоваться ими.

– Вы хотите сказать, что философ знал толк в бизнесе?

– Еще как! В определенный момент своей жизни он понял, что должен стать богачом. Премьера «Семирамиды» принесла четыре тысячи ливров – серьезные деньги по тем временам, и он сразу отдал деньги в рост. Через «нужных» людей доставал подряды для армии, поставлял в армию сукно, провиант, что-то еще и колоссально разбогател. И все это сочеталось в нем с искренним огромным вниманием к униженным и оскорбленным, с борьбой против лицемерия… Ecrasez Finfame.

– «Раздавить гадину» – так у нас переводили это вольтеровское выражение, мне понятнее все же «Раздавить лицемерие».

– «Раздавить лицемерие» – намного шире, потому что направлено было не только против церковников, религиозного фанатизма, но и против сословий…

– Однако Вольтер родился в зажиточной буржуазной семье.

– Вольтер был сыном нотариуса – в те времена очень средний класс, вначале Вольтера не жаловали в высшем свете. Помните случай, когда в ложе театра на пренебрежительный вопрос одного аристократа, как там вас называть: Аруэ, что ли, или Вольтер? – Вольтер ответил: мое имя начнется со мной, а ваше засохнет с вами.

Во Франции тогда было принято, чтобы поэта приглашала к себе на проживание какая-нибудь покровительница-аристократка. Когда Вольтер находился при «дворе» маркизы дю Шатле, внешне казалось, что она его содержит. Но на самом деле ее муж, маркиз дю Шатле, отдал им развалившийся замок в Сирэ (Шампань), который Вольтер отремонтировал, обставил и жил в нем на свои деньги. Маркиза была мотовка, он покупал ей платья, платил ее бесконечные карточные долги и прочее и прочее, обожал ее.

ГИПЕРССЫЛКА:

«Кое-кто из старых недотрог нападает на нее, но она одна делает больше добра, чем они вместе взятые. Она не допустит ни малейшей несправедливости даже ради большой выгоды; она дает своему любовнику лишь великодушные советы; она заботится только об его добром имени, ибо ничто так не подвигает на благие дела, как любовница, которая является свидетельницей и судьей твоих поступков и уважение коей ты хочешь заслужить»

(Вольтер. Мир, каков он есть).

Счастливейшие годы пребывания в замке сильно пошатнули его состояние.

– Вольтеру нас порядком подзабыт, на нем незаслуженно лежит печать чего- то скучно-занудного, хотя философствовал он как бы мимоходом, шутейно, чем и восхищался Пушкин.

– У меня такое ощущение, что он и сам говорит: «Я не настоящий философ». Он им и не был. Монтескье, Дидро – философы. Д’Аламбер – человек колоссального интеллекта. А Вольтер немножко поверхностный такой… Но он был демиургом. Мне захотелось, что называется, освежить представление о нем. Сказать, какой он был неотразимый человек огромной созидательной силы. Ему никто не мог отказать, все аристократы бросались ему служить, народ распрягал его экипаж и тащил на себе карету – так все безумно его любили. Откуда бы это все взялось, если бы он был скучным? И поэтому у меня он вспоминает свои любовные дела, и своих друзей, и мадемуазель Лепинас, и Эмили дю Шат-ле. Кстати, Эмили была далека от идеала красоты того времени и считалась в ту пору уродиной. Так вот, я написал эпизод, как дю Шатле входила в блистательном макияже, в бриллиантах и в шуршащих юбках, которые так резко отбрасывали ее ноги. Вольтеру казалось, что она шла по какому-то помосту, то есть дефиле. Это – современная красавица высокого роста с длинными ногами.

– Не только эта красавица подиума кажется нашей современницей – семидесятилетний Вольтер у вас предстает не стариком XVIII века, а личностью с феерической харизмой. В принципе если какому-то политику или писателю сейчас создавать имидж, то следовало бы многое позаимствовать у Вольтера.

– Да, это модель в какой-то степени. Нам не хватает такого, как Вольтер. Не вождя, который поведет за собой армии, а вот духовного лидера, который сдержит и революции своим обаянием, и будет чувствовать социальную справедливость, и будет просвещенным, элегантным человеком с большим чувством юмора. Эпатажным, да, забавным, то есть смешным, как Вольтер, который ходил на своих каблучках. Но, увы, нет даже намека на такого человека в нашем обществе. Александр Исаевич хотел, конечно, стать властителем дум, но вообще время властителей дум прошло, литература сейчас не может состоять из властителей дум, это совсем другое…

– Но Вольтер не был литератором в чистом виде…

– Не был, скажем, романистом. Он написал один роман, вся остальная проза – это «parables», то есть притчи. Либеральные притчи с намеками, с массой подтекстов, контекстов именно политического, вольнодумного характера, страстные трактаты о толерантности, написанные всегда легким, общепринятым языком.

– Действие романа происходит в 1764 году, когда Екатерина только-только взошла на престол и решалась дальнейшая судьба России. Вольтер видел в Екатерине молодого монарха, в котором можно развить республиканский дух, привить либеральные идеи для создания гармонического общества. Сейчас в который раз (!) решается судьба страны и судьба либеральных идей.

– Поразительно, но та ситуация совпадает с сегодняшним днем, с нынешними разговорами о создании либеральной империи. Во Франции «философы» разрушали религию и в то же время боялись революции. Надо сказать, они никогда не думали, что победят: в шестидесятые годы они просто обалдели, когда вдруг увидели, как широко распространился нигилизм. Кстати, хочу заметить, как меняются понятия. На Западе вольнодумец – это всегда атеист, при советской власти вольнодумец – это верующий. Так же нигилизм. Нигилистом в Европе был человек, отрицающий материю, но стоящий на стороне идеального понимания жизни. А у нас в шестидесятые годы XIX века нигилист – это Базаров, который стоит только на стороне материи, – полностью противоположное понимание. Конечно, Вольтер и Дидро надеялись на либеральную империю. Они видели в Екатерине идеал правительницы. И потом, она была прежде всего женщиной, двухсотпроцентной женщиной, и это как-то влияло на все. Если вы заметили, в романе к ней ластятся животные: коты, собаки, птицы… И так было в действительности, меня просто это поразило: лошади ее обожали, не говоря уже о мужчинах, – мужчины ее очень любили. Это был не просто разврат. Всякий раз она по-настоящему влюблялась, императрица могла босиком пробежать по всем анфиладам дворца к любимому… Такой вот тип правительницы. В общем-то, России безумно повезло: семьдесят пять лет из ста в XVIII веке правили женщины. После чудовищного мужского хамства и кровопролитий, беспрерывных войн появились такие, пусть несовершенные, и Анна Иоанновна, и Елизавета Петровна и, наконец, Екатерина – это уже следующий этап.

– Если Елизавета Петровна пригласила в Россию Растрелли, то о Вольтере не желала и слышать…

– Елизавета была менее образованной, более импульсивной. Она же обладала аналитическим умом.