– Давай! – Грозняк подходит к Покровскому.
– Давай! – к Сиркладзе.
Собрав все чуингамы, швыряет их в угол и разражается гневной тирадой.
– Тоже мне «Фричи-Причи-Сити-Кампус». Жуют, видите ли! Международные мастера! Вы бы лучше у американцев не жвачке учились, а игре на подборе. Пижоны! Если бы у Казани был полноценный запас, мы бы сегодня продули! Игру у своего щита начисто проиграли! Почему майки в стирку не сдаете? Никаких суеверий! Мастера баскетбола должны быть элегантными и просвещенными юношами. А ну, Сиркладзе, Харитон, Юра, собирайте все это вонючее тряпье! – он запихивает все майки и носки в баул. – Послезавтра играем с «Инженерией». Прямая передача через «Орбиту», дьяволы полосатые!
В ванной своего гостиничного номера Грозняк, сердито бурча, стирает носки, длинные баскетбольные, так называемые «стоячие» носки и развешивает их на трубах отопления пару за парой, всего одиннадцать пар.
Заглядывает нервный Харитон.
– Самсон Аполлинариевич, чем вы занимаетесь?
– Коллекционирую марки, чиню мотоциклы, катаюсь на водных лыжах, – злится Грозняк. Взглядывает на своего помощника. – Вы опять, Харитон, ночь не спали?
– Я волнуюсь, Самсон Аполлинариевич, ужасно нервничаю. Зачем вы стираете?
– Ну… ведь эти олухи полосатые сами никогда не постирают, а прачечная закрыта на переучет мыльных пузырей, – с некоторым смущением, но потом начинает снова орать. – Вы не волноваться должны, а готовиться к матчу. Готовить камеру, пленку, вообще думать, подкидывать идеи.
– Неужели опять проиграем?! – восклицает Харитон, воздевая руки. – Семь очков! Это какой-то рок! Фатум! Усмешка Немезиды!
Грозняк молча взбивает пену.
– Самсон, надеюсь, ты выпустишь Кулич-Куликовского. Только он с его прыжком может прикрыть Егорчикова.
Грозняк снова в наполеоновском раздумье.
– Это я решу за секунду до того, как решу, – медленно произносит он и, встрепенувшись, сует Харитону ворох грязных маек. – Вот иди, поволнуйся до утра!
Поздний вечер. Пустынная улица старого Тбилиси. На углу стоит Юра. Он печально по своему обыкновению что-то насвистывает и безучастно разглядывает рекламную тумбу, лохматую от обрывков старых афиш.
И вдруг Юра видит среди этих лохмотьев лицо дамы своего сердца. Прямо ему в глаза смотрит, улыбаясь, темнолицая светловолосая слаломистка, но уже не в лыжном костюме, а в простроченной рубашке с открытым воротом, в каких сейчас довольно часто выступают эстрадные певицы. На клочке афиши сохранились также и шесть букв, сначала четыре и после интервала еще две, но, увы, это грузинские буквы, которых Юра не знает.
С величайшей осторожностью Юра отрывает от тумбы портрет и прыгает от радости чуть ли не до второго этажа.
Проходящая мимо компанийка уличных юнцов приветствует его свистом и насмешливым улюлюканьем, наверное, что-нибудь вроде «дяденька, достань воробушка». Юра бросается за ними. Юнцы в комическом ужасе разбегаются, но одного из них Юра хватает за плечо.
– Ой, дяденька, пусти! Ой, больше не буду! – подпрыгивает юнец.
– Какой я тебе дяденька? – смущается Юра. – Тебе сколько лет?
– Шестнадцать.
– А мне восемнадцать. Ты читать умеешь?
– Можно сказать, умею.
– Что здесь написано? – Юра показывает портрет с шестью буквами.
– Здесь написано «ЛИКА ЮГ», кацо. Вот что здесь написано.
– Лика Юг! – восклицает Юра. – Лика! Ура!
Игровой эпизод одного из главных матчей сезона «Студент» – «Инженерия».
Четко и мощно работающая машина «Инженерии» разыгрывает мяч. Игроки «Студента» с явно растерянными лицами держат зонную защиту. Бросок издалека. Мяч отскакивает от кольца. Огромный Егорчиков взмывает в воздух. Мяч в кольце. 70–58. Впереди «Инженерия».
Безумствуют на трибуне болельщики во главе с бабушкой Ниной.
Бабушка Анна и композитор Баклажан в отчаянии сжимают друг другу руки.
Пляшет кинокамера в руках нервного Харитона.
– «Студент» спекся, – говорит Стеклянный. – Увы, их явно не хватает для большого баскетбола.
Невозмутимое лицо Грозняка. Он бросает взгляд на свою скамейку, и левая бровь его дергается, он видит, что в этот драматический момент его надежда, его идеальный баскетболист, его «чабан» Кулич- Куликовский даже не смотрит на площадку. С сокровенной улыбочкой Юра заглядывает в свою сумку, откуда смотрит на него лицо Лики Юг.
Грозняк бормочет неслышное проклятье, и в это время к скамейке подбегает взмыленный Приколов. Он держится рукой за глаза.
– Самсон Аполлинариевич, заменяйте меня! Я потерял контактные линзы! (некоторые баскетболисты, страдающие близорукостью, носят вместо очков контактные линзы, заправляемые под веко).
Грозняк сделал судьям жест, означающий «замена».
Юра стянул с плеч куртку, взялся было уже за брюки, но в этот момент Грозняк крикнул:
– Дворкин в игру!
Дворкин поднял руку, выходя на площадку. И тут Юра неожиданно для самого себя почувствовал ужасную досаду. Он обнаружил вдруг, что ему хочется включиться в игру и бороться вместе с товарищами за победу. Он с раздражением отшвырнул куртку, сел и ударил кулаком по полу.
Несколько секунд Грозняк смотрел на него.
Борисопетровский и Миша Фролов с усмешками переглянулись.
– У Дворкина три фола, а Кулича не выпускает.
– Тайны студенческого баскетбола.
Стеклянный раздраженно:
– Кулич, наверное, пока не тянет, «Студент» не тянет, а Грозняк наверняка не тянет. Любители!
Болельщики «Студента» неистовствуют.
– Кулича на площадку! Грозняка на мыло!
«Студент» отчаянно пытался спасти игру, но проиграл семь очков.
– Что и требовалось доказать, – сказал Борисопетровский Грозняку, показывая массивным подбородком на табло.
– Семь очков.
Юра очень старательно и не без вдохновения играет на фортепиано. Вокруг нервно ходит Баклажан.
– Полегче, полегче, Юра, – говорит он. – Излишне увлекаешься, дорогой.
– Чем, Григорий Михайлович?
– Музыкой, дорогой. Излишнее увлечение музыкой.
– Я люблю музыку, – с вызовом сказал Юра.
– Кроме музыки, милый Юра, есть еще кое-что, – Баклажан нервно показывает руками баскетбол. – У тебя на носу повторный матч с «Инженерией».
– У меня на носу экзамены в консерваторию, – сердито сказал Юра. – Сами говорили, что я не лишен витаминчика, а баскетбол… надоел мне ваш баскетбол… все равно Грозняк меня на скамейке держит…
Он играет гневно, бурно, страстно, вдохновенно.
– Посвящается Лике Юг! – кричит он с еще большим вызовом.
Слышатся аплодисменты.
В пустом зале вокруг фортепиано, но в некотором отдалении стоят почти все герои нашей истории. Здесь и «Лика Юг». Она же Радмила Войнович, и Грозняк, и обе бабушки, и баскетболисты «Студента», и Миша Фролов с его коварной улыбочкой, и Стеклянный, и Баклажан…
