— Может, папе плохо?
— Ой, уж не говори, я сама чего только не передумала.
— Давай, — говорю, — Мил, поедем к ним?
— Что ты, а вдруг мама как раз домой едет! Приедет, а нас нет. И денег нет на дорогу.
Посмотрел я на Милку — сидит она, съёжилась вся, косички обвисли, до колен спускаются.
— Знаешь, — говорю, — а ведь я сегодня по географии пятёрку отхватил.
— Ну? — обрадовалась Милка. И вдруг (я даже ушам своим не поверил) заявляет: — Ты способный, мог бы вообще отличником быть.
Я ничего не сказал, сел уроки делать.
Милка посидела-посидела и спрашивает:
— Ты есть хочешь?
— А что у нас есть?
— Можно кашу сварить. И мама приедет — поест.
— Давай.
Взяла Милка с этажерки книгу о вкусной и здоровой пище, из буфета крупу достала и отправилась на кухню.
Каша мировая получилась, только соли Милка забыла положить. Но это ничего, я заметил, когда уже почти всю съел.
Гулять нам что-то не хотелось. Мы все уроки сделали. Милка меня по истории и по литературе проверила, потом в шахматы поиграли. А мамы всё нет и нет.
На дворе уже темнеть начало.
— Холодно что-то, — говорит Милка, — ты бы дров принёс.
Пошёл я в сарай, а там дров наколотых нет. Ох и помучился я! И как только мама справляется? Но всё-таки целую охапку принёс.
Стала Милка растапливать. Наложила бумаги, дует-дует, а ничего не получается. Я тоже стал дуть, а всё равно не горит.
Вынул я все дрова из печки, нащепал лучины, зажёг её, а потом стал поленья подкладывать, как мама, — сначала которые потоньше, потом толстые положил.
Горят дрова, потрескивают, вдруг слышу сзади Милка носом шмыгает. Обернулся — нет, ничего, не плачет.
— Давай, — говорю, — Мил, в морской бой поиграем.
А она мне:
— Рубашку-то как извозил, сними — постираю.
И правда, всю я её сажей измазал. Снял я рубашку, взяла её сестра и пошла стирать. Воды нагрела, по-настоящему, с мылом стала стирать. А сажа плохо отмывается. Трёт, трёт Милка.
— Принести ещё воды? — спрашиваю.
— Принеси.
Взял я ведра, принёс воды (тяжело с непривычки показалось). Достирала Милка рубашку, повесила её на верёвку. А мамы всё нет.
— Ну, так будем в морской бой играть?
— Знаешь, — отвечает Милка, — давай лучше пол помоем. Мама каждый день протирает его, а сейчас смотри, сколько пыли скопилось.
— Да ну, — говорю, — пол ещё…
— Как хочешь, — говорит Милка, — я тогда сама.
И стала пол мыть. Взяла ведро с водой, ушла в комнату. Я сижу, слушаю. А в квартире тихо-тихо, только и слышно, как Милка тряпкой шлёпает да что-то ещё кап… Потом опять — кап… Смотрю, а это с рубашки капает: плохо её Милка отжала, сил-то у неё мало. Взял я другую тряпку и стал кухню мыть.
Только начал мыть — звонок. Кинулся я к дверям. А там Коська стоит.
— Ты что, — спрашивает, — заболел?
— А что?
— Да не видно тебя что-то.
— А, — говорю, — некогда.
— Чем это ты занимаешься — некогда?
— Дела.
— Какие дела? — так спрашивает, будто я бездельник какой.
— Пол, — говорю, — мою.
— Пол? Чего это ты?
— Может, ты за меня мыть будешь? — спрашиваю.
— А мать где?
— Нету её, в совхоз уехала.
— А-а, — говорит Коська. — А Милка?
— И Милка моет. Думаешь, одному легко? Попробуй вот, помой, тогда узнаешь.
Ушёл Коська.
Вымыли мы пол и пошли во двор, маму встречать. Сидим на лавочке, разговариваем, маму ждём. А её всё нет. Тут дождь пошёл.
— Пойдём, — говорит Милка. — А то как бы нам не проспать. Я завтра одолжу денег, и телеграмму пошлём.
— Лучше, Мил, поедем сами.
— Может, и поедем.
Только мы в дом вошли, разделись, слышим — дверь открывается. Мама приехала. Ну и обрадовались мы!
— Мам, ты чего так долго? А как папа? — прямо кричим оба.
А мама улыбается:
— Да всё хорошо, папа здоров, на каникулы звал. А задержалась — на поезд опоздала.
— Мам, — говорю, — ты только ноги хорошенько вытирай, мы пол помыли.
Мама посмотрела вокруг и удивилась:
— Помыли? Где? Здесь, что ли?
— И здесь, и в комнате.
— А-а, ну тогда я ещё раз ноги вытру, — говорит мама. — А как вы тут жили без меня? Не голодали?
— Нет, Милка кашу варила.
— Молодцы. А блинов со сметаной хотите?
— Хотим. Ты, мама, пеки, — говорит Милка, — а я пока к Наташе сбегаю, книжку отнесу.
— Тогда и я к Коське схожу, — говорю.
