самопровозглашенной гениальности, и сильный, хотя и недолговечный восторг от наших открытий чудных сопоставим по интенсивности лишь с тем горьким разочарованием, которые мы испытываем, когда узнаем, что все это придумано и открыто до нас и без нас.
Я, например, в детстве придумал такую вещь. А вдруг так случилось, что я уже умер, но этого как бы не заметил? Вот как-то так внезапно умер, вроде как бабушка, которая умерла во сне. И мне лишь кажется, что я живу так же, как и жил всегда, — вот мои родители, вот мой брат, вот мои приятели, вот я иду в школу, вот я с помощью проволочной клюки гоняю по улице ржавый обруч от бочки, вот качусь я в санках по горе крутой. А на самом-то деле меня нет, а где-то там, в уже не доступном для меня мире, плачут- убиваются мои родные. А Сашка Смирнов, давясь слезами, говорит: “Да, зря я все-таки отказался менять мою канадскую марку с Ниагарским водопадом на его таиландскую со слоном. Может быть, если бы я согласился, он бы не умер и мы вместе поехали бы в воскресенье на Главпочтамт, где какие-то хмыри обещали нам недорого (всего за семьдесят копеек новыми) продать две серии по четыре марки каждая — бельгийскую с ихними королями и Новую Зеландию с местными птицами. Эх!”
Уже будучи взрослым, я узнал, что подобные озарения навещали очень многих из моих сверстников.
Такая же точно ерунда случилась с моей более поздней, а потому и более масштабной гипотезой относительно того, что пресловутый конец света, о котором так долго говорили религиозные работники всех времен и народов, уже давно наступил, да только мы все его не заметили. И живем себе как ни в чем не бывало уже, так сказать, после всего. Но и это оказалось вполне расхожей штукой. А уже совсем потом появился термин “постмодерн”, который примерно про это самое и есть. А уж про “конец истории” и говорить нечего.
Теперь вот опять что-то про конец света. Все, конечно же, как умеют шутят на эту тему. И подчас не без нервозной натужности. Ну, типа, а хрен его знает? А потому вдруг посреди потока макабрического остроумия то один, то другой невпопад вспоминает, что надо бы наконец-то забрать из химчистки дубленку, что хорошо бы не забыть завтра заплатить за телефон и что сын-балбес все никак не может исправить двойку по русскому. Хотя какая там дубленка, какой телефон, какая двойка?
Но всякого остроумия много. Когда-то мой друг и замечательный поэт Виктор Коваль сочинил такую памятку-плакат: “Отправляясь на тот свет, не забудьте выключить этот”. Это как раз про то самое, про “заплатить за телефон”.
Другой остроумный человек заметил, что Россия — страна, как известно, самая самобытная в мире — грядущий конец света встретит дважды: один раз вместе со всем миром, а чуть погодя, через тринадцать дней, мы будем иметь счастливую возможность отметить еще и Старый Конец света. Это, согласитесь, внушает некоторый оптимизм.
Конец света для людей религиозных категория вполне понятная. Это инвентаризация всего наличного состава людских душ и последующая их сортировка по тем или иным отсекам Вечности. Для человека секулярного это хороший повод подстегнуть собственное воображение. Конец света? Какого? Этого? А другой будет? А какой он будет? Лучше? Хуже?
“Скучно на этом свете, господа!” — горько воскликнул однажды великий Гоголь. А на каком весело?
Или вот только что мимо меня прошла средних лет, усталая и озабоченная дама, нервно говорившая в телефон: “Ты не можешь себе представить этот кошмар! Сначала одно, потом другое. Все им не так, все им не нравится. Никакие нервы не выдержат! Ты знаешь, я просто сама не знаю, на каком я свете живу!”
Она, видите ли, не знает. А кто знает, в конце-то концов?
3. А еще написал свою первую книгу Михаил Черейский, мой постоянный помощник в работе: и швец, и жнец, и на дуде игрец. Он консультирует меня по историческим реалиям, потому что обладает поистине брокгаузовско-википедиевскими познаниями в области чинов, орденов и мундиров; находит иллюстрации для бумажных и электронных книг; подыскивал он и изоматериалы для этого блога, пока я сам не научился рыскать по ресурсам.
Это книга, которую мог бы написать каждый из нас — про детство. Но на свете найдется очень мало людей, которые обладали бы такой феноменальной памятью на мелочи, в которых, как всем известно, таится дьявол (а, как известно не всем, еще и Бог).
…После Читы опять ехали целый день вдоль речки, ее название я запомнил то ли с этого первого, то ли с последующих транссибирских путешествий, — Шилка. Вечером стали укладываться, проводник разнес чай и говорит: 'Вы очень-то не рассыпайтесь, все равно ночью всех разбудят'. Как, почему? А вот увидите. И в самом деле среди ночи вдруг ожило радио и торжественным голосом проговорило: 'Товарищи пассажиры курьерского поезда номер четыре Москва — Владивосток! Через десять минут наш поезд проследует мимо величественного бюста великого вождя советского народа и трудящихся всех стран товарища Иосифа Виссарионовича Сталина. Бюст будет виден с правой стороны по ходу поезда'. И заиграли песню 'О Сталине мудром, родном и любимом, прекрасную песню слагает народ'. Потом снова объявление: через пять минут будет бюст. Народ в вагоне проснулся, повыходил в коридор, но проводник стал всех загонять в купе, из которых окна смотрели как раз на правую сторону. И вот поезд пошел медленнее, опять заиграли про родного и любимого, и все закричали: 'Вот, вот бюст!' Бюст оказался в самом деле величественный — высеченный высоко в скале, ростом с дом, весь белый в свете прожекторов. Виден он был с минуту, а потом паровоз дал длинный гудок, мы поехали быстрее и снова уснули.
Бюст взорвали в 1956 году. По слухам, взрывал один из зэков, вырубавших его в тридцатые годы. Об этом написана повесть «Барельеф на скале» А. Алдан-Семенова, тоже бывшего зэка.
Меня могут спросить: а чего это вы так покорно слушались этого проводника, будившего пассажиров ради какого-то дурацкого бюста? Людям, не жившим в то время, трудно себе представить постоянный, в жилы въевшийся страх, служивший фоном для всех остальных событий жизни, от больших до мельчайших. Например: о существовании туалетной бумаги в то время советскому человеку известно не было, пользовались газетами. В каждой семье приятная обязанность рвать газетные листы на удобные для употребления куски лежала на детях. Но ее доверяли только школьникам — или грамотным дошкольникам вроде меня. Потому что перед изорванием газеты нужно было проверить, не напечатан ли в ней портрет какого-нибудь вождя, и прочитать каждую статью — вдруг в ней упоминаются имена Ленина и Сталина. Такой лист откладывался в сторону, и даже мусор заворачивать в него было нельзя. Ведь на каждой доставленной по подписке газете был написан номер квартиры, по которому в случае чего легко было найти осквернителей.
Газет без Ленина и Сталина не было вообще. Но, по счастью, не на каждой странице были их портреты, и попадались значительные куски, где их имена прямо не упоминались. Я, будучи облечен сей важной миссией, быстро надумал вырезать ножницами передовую статью и разные высокоидейные материалы и бережно откладывать их в сторону, а уже оставшуюся газетную бумагу смело кромсать на аккуратные квадраты. Между прочим, очень развивающее упражнение…
В общем, read and enjoy.
amakh
Что-то у Вас товарищи уж больно 'похожи' один на другого. Не замечали?
paganinisetter
Рубинштейн и Черейский (47 и 46 г.р.) — ровесники моих родителей, Гандлевский на 4–5 лет младше.
Рассказов в такой эстетике, на те же темы я слышала море, мой отец был рассказчик от бога, если он начинал говорить, любая компания слушала часами. Но он не записал, а они записали.
В итоге прав тот, кто записал.
Остается сказать им спасибо.
