– Не сейчас, – сказал он, сдержанно улыбаясь. – Через неделю.
Э, да я вас, сударь, знаю, прищурился Эраст Петрович. Видел на балу. Князь… Как же вас назвал Доронин?
– Что ж, Онокодзи, это очень по-японски, – хмыкнул достопочтенный. – Дать выговор, а через неделю наградить повышением.
Да-да, вспомнил Фандорин, это князь Онокодзи, бывший даймё, владетель удельного княжества, а ныне светский лев и законодатель мод.
– Это, дорогой Алджернон, не награда – лишь занятие освободившейся вакансии. Но будет ему и награда, за ловко исполненную работу. Получит в собственность загородную усадьбу Такарадзака. Ах, какие там сливы! Какие пруды!
– Да, местечко славное. Тысяч, пожалуй, в сто.
– По меньшей мере в двести, уверяю вас!
В окно Фандорин больше не смотрел – не интересно, пытался сообразить, где может быть О- Юми.
На первом этаже еще два окна, неосвещенных, но вряд ли Булкокс поселил содержанку рядом с кабинетом. Тогда где ее покои? С фасадной стороны? Или на втором этаже?
– Ну хорошо, – донесся голос британца. – А что с письмом принца Арисугавы? Удалось раздобыть копию?
– Мой человечек жаден, а без него никак не обойтись.
– Послушайте, я ведь, кажется, дал вам пятьсот фунтов!
– А нужна тысяча.
Вице-консул поморщился. Всеволод Витальевич говорил, что князь живет на подачки Дона Цурумаки, но, кажется, не брезгует и побочными заработками. Да и Булкокс хорош – скупщик придворных сплетен и краденых писем. Впрочем, такова уж его шпионская служба.
Нет, навряд ли англичанин поселит туземную любовницу с фасадной стороны дома – все-таки он официальное лицо. Значит, скорее всего, окна выходят в сад…
Препирательство в кабинете продолжалось.
– Онокодзи, я вам не дойная корова!
– В придачу, за ту же сумму, можно получить списочек с дневника ее величества, – вкрадчиво произнес князь. – Одна из фрейлин – моя кузина, и многим мне обязана.
Булкокс фыркнул:
– Пустое. Какие-нибудь дамские глупости.
– Отнюдь не глупости. Ее величество имеет обыкновение записывать разговоры с его величеством…
Незачем мне слышать эти гнусности, сказал себе Фандорин. Я, слава Богу, не шпион. Еще слуга какой-нибудь увидит – и буду я фрукт почище этих двоих. «RUSSIAN VICE-CONSUL CAUGHT EAVESDROPPING (РУССКИЙ ВИЦЕ-КОНСУЛ ПОЙМАН ПОДСЛУШИВАЮЩИМ –
Он прокрался вдоль стены к водосточной трубе, осторожно подергал – крепка ли. Некоторый опыт лазания по трубам у титулярного советника имелся, правда, из прежней, еще до-дипломатической жизни.
Нога уже ступила на нижний обод, а рассудок всё еще пытался сопротивляться. «Ты ведешь себя, как сумасшедший, как презренный, безответственный субъект, – сказал рассудок. – Опомнись! Возьми себя в руки!»
«Это правда, – сокрушенно отвечал рассудку Эраст Петрович, – я совершенно спятил». Но раскаянье не заставило его отказаться от безумной затеи, даже нисколько не замедлило движений.
Дипломат ловко вскарабкался на второй этаж, оперся ногой о выступ и попробовал дотянуться до ближайшего окна. Ухватился пальцами за раму и, мелко-мелко переступая, подобрался ближе. Сюртук наверняка перепачкался в пыли, но это Фандорина сейчас не заботило.
Хуже было другое – темное окно не желало открываться. Оно было заперто на задвижку, до форточки же достать не представлялось возможным.
Разбить? Нельзя, сбежится весь дом…
На пальце у титулярного советника лукавым блеском сверкнул алмаз – прощальный подарок виновницы опоздания на калькуттский пароход.
Находись Эраст Петрович в обыкновенном, уравновешенном состоянии духа, он, безусловно, устыдился бы самой мысли – как можно подарком одной женщины пробивать дорогу к другой! Но охваченный лихорадкой мозг шепнул лишь: алмаз режет стекло. А совести молодой человек пообещал, что снимет перстень и никогда в жизни больше не наденет.
Как режут алмазом, Фандорину известно не было. Он взял кольцо покрепче и решительно провел черту. Раздался противный скрип, на стекле появилась царапина.
Титулярный советник упрямо поджал губы, приготовился налечь посильнее.
Нажал что было силы – и створка вдруг подалась.
В первый миг Эраст Петрович вообразил, что это результат его усилий, но в открывшемся темном прямоугольнике стояла О-Юми. Она смотрела на вице-консула смеющимися глазами, в которых отражались две крошечные луны.
– Ты преодолел все преграды и заслужил маленькую помощь, – прошептала она. – Только, ради Бога, не свались. Теперь это было бы глупо. – И совершенно неромантическим, но чрезвычайно практичным образом взяла его за воротник.
– Я пришел сказать, что тоже думал о тебе эти два дня, – сказал Фандорин.
В дурацком английском языке нет интимного местоимения второго лица, всё
– Только за этим? – с улыбкой спросила она, придерживая его за плечи.
– Да.
– Хорошо. Я тебе верю. Можешь возвращаться.
Возвращаться Эрасту Петровичу не хотелось.
Он подумал и сказал:
– Пусти меня.
О-Юми оглянулась назад. Шепнула:
– На одну минуту. Не больше.
Спорить Фандорин не стал.
Перелез через подоконник (уже в который раз за эту ночь). Протянул к ней руки, но О-Юми отодвинулась.
– Ну уж нет. Иначе минутой не обойдется.
Вице-консул спрятал руки за спину, но объявил:
– Я хочу забрать тебя с собой!
Она покачала головой. Улыбка погасла.
– Почему? Ты его любишь? – дрогнувшим голосом спросил он.
– Уже нет.
– Тогда п-почему?
И снова она оглянулась – кажется, на дверь. Впрочем, Эраст Петрович ни разу не поглядел вокруг, даже не рассмотрел толком, что эта за комната – будуар ли, гардеробная. Оторвать взгляд от лица О-Юми хотя бы на секунду казалось ему кощунственным.
– Уходи скорей. Пожалуйста, – нервно сказала она. – Если он увидит тебя здесь – убьет.
Фандорин беспечно дернул плечом:
