Мальчик безропотно поднялся, и Геля стала расстегивать ему пуговицы – короткого пальто? пиджака? тужурки? – не разберешь, такой ветхой и поношенной была одежка.
– Барышня, шли бы вы уже. Восвояси, – кислым голосом произнес Щур. – Доставили мальца, и будет с вас. Дальше мы сами.
– Света мало. Есть у вас еще свечи? – не обращая внимания на его слова, спросила Геля.
– Не баре, чай, по сто свечек жечь.
– Тогда посветите мне кто-нибудь. Вот ты, – обратилась она к квадратненькому.
– Ишь, и точно – чисто Василь Савельич командует, – покрутил головой тот, но послушался – поднес свечку поближе.
Щур молча нырнул куда-то в темноту, а вернулся, как ни странно, еще с двумя свечами.
Зажег от первой, сразу стало светлее.
Геля завернула рукав рубахи неопределенного цвета и похолодела – предплечье распухло, и при малейшей попытке дотронуться Шкряба еле сдерживал крик.
– У него, похоже, закрытый перелом, – испуганно сказала она, – надо наложить шину.
– Баба Яся… – начал было Щур.
– Баба Яся твоя сама его к доктору отведет, если не дура. Народными средствами тут не поможешь, нужно зафиксировать сломанную кость в правильном положении, а то рука срастется криво или вовсе отвалится, – припугнула на всякий случай мальчишек.
Подействовало.
– Я не хочу без руки! – жалобно завопил Шкряба.
– Значит, так, мне нужны две ровные дощечки, горячая вода, чистых тряпок побольше и водка, – приказала Геля и сама себе понравилась – вот молодец, голос уверенный, никто не усомнится в ее знаниях и умениях.
На самом деле, как накладывать шину, она знала лишь теоретически (из интернета, откуда же еще) и ужасно боялась. Статью об оказании первой помощи Геля выучила наизусть на всякий случай, из-за своей стыдной трусости, а вот ведь пригодилось.
– Дак чего делать-то, Щур? – спросил тот, лысый, что обозвал Гелю «кралей».
Верзила насупился. Закусил губу.
– Делай, что велит, – буркнул наконец. – К Люсьенке сгоняй. Она баба добрая, и чайник кипятку даст, и тряпья. Да шкалик не забудь. И чтоб бегом мне!
Геля сидела, привалившись боком к столу, и повторяла про себя порядок действий при наложении шины. Но ждать и правда пришлось недолго.
Дверь стукнула.
– Споро обернулся, – похвалил Щур. – Принес?
– Обязательно принес! – Однако из полумрака вынырнул совсем не тот мальчик, что побежал за кипятком. Этот был маленький, щекастый и, наоборот, лохматый как зверушка.
– Аж два с полтиной набросали у Николы Большого Креста. Принимай, что ли, Щур, да не забудь бабе Ясе словечко за меня шепнуть.
– Молодец, Хива. Остальные тож давайте. – Щур подтянул один из табуретов поближе к столу, уселся. – Не ровен час, баба Яся возвернется, а у нас хабар несчитан. Будет нам на орехи.
Мальчишки стали подходить по очереди, выкладывать на стол деньги – большей частью медяки. Щур аккуратно все пересчитывал и ссыпал в старый кожаный кошель.
Мальчика, который принес меньше рубля, отругал, но обещал прикрыть в последний раз – добавил ему из «хабара» Хивы.
Когда тот взъерепенился, жестко сказал:
– Позабыл, как третьего дня с пустыми карманами вернулся? Ежели б я от других тебе не нащипал, отведал бы ты пряников березовых. Пондравилось бы?
Еще несколько раз девочка с надеждой оборачивалась на дверной стук, но приходили другие мальчики, а лысого все не было.
«…пострелята хитрованские попрошайничают – промысел у них такой», вспомнила Геля Аннушкин рассказ. Ага, вот она куда попала – в притон к попрошайкам. А этот дурак у них за старшего. Н-да, просто умереть-уснуть.
Вернулся лысый, приволок большой чайник с кипятком, две старые, но чистые нижние юбки (судя по размеру, эта Люсьенка была не только доброй, но и очень толстой) и дощечки, явно в прошлой жизни бывшие каким-то ящиком. Из кармана же извлек бутылку с мутной жидкостью.
Геля понюхала – до слез прошибло. Ладно, все равно.
Подошла к Шкрябе и взялась за дело. Было так страшно, что даже руки перестали дрожать. И очень хорошо – она спокойно, шаг за шагом, выполняла заученную инструкцию:
– облила предплечье мальчика вонючей водкой (было написано – наложить стерильную повязку, а где ее, стерильную, взять?);
– обернула несколько раз полосой ткани, оторванной от юбки, чтобы мягко было и дощечки не причиняли неудобства;
– расположила дощечки (как раз хватило на всю длину предплечья) с двух сторон и плотно обмотала еще одной полосой ткани так, чтобы держались крепко, не ерзали.
Шкряба все терпел, как настоящий герой, а вот у Гели от страха ныло под ложечкой – рука у мальчика ужасно посинела и распухла, а внутри временами как будто слышался противный скрип.
На все про все хватило одной юбки – еще и осталось, чтобы перевязь соорудить.
Промыла и обработала остатками водки страшные ссадины на щеке и на плече (рукав рубахи пришлось оборвать к чертовой матери – все равно весь был в жестких пятнах засохшей крови).
Разогнулась, утерла со лба липкий ледяной пот. Все.
От мысли, что сделала что-то неправильно и Шкрябе станет только хуже, сердце прыгало к горлу и мешало дышать. Подумала – плакать нельзя; надо сейчас же ехать к папе, но силы совсем кончились, пришлось сесть на табуретку (одну минуточку посижу и поеду).
Вдруг огоньки свечей тревожно заметались, по дощатым стенам поползли пугающие тени, а от двери пахнуло гниловатой, болотной сыростью. Послышались тяжелые шаги, сопровождаемые мелким, дробным постукиванием, будто барабашка пробежал, и в круг света из темноты надвинулась грузная фигура, замотанная в какую-то неописуемую рвань.
Жуткие седые космы выбивались из-под платка, повязанного по-цыгански, а огромные, круглые, выпученные глаза горели дьявольским огнем. В одной руке существо сжимало суковатую палку, а в другой – грязный узел.
По-звериному быстро вертя головой, жуткоглазое существо произнесло неожиданно тонким и (вполне ожиданно) мерзким голоском:
– Чую, чую, господским духом потягивает! Ктой-то тут? Кого привели, кандальники, собачьи дети?
– Это дочка доктора Рындина, бабуся, – отозвался Щур. – Шкрябу лошадью задавило, а она помогла его до шалмана доставить.
– Мальчика нужно немедленно показать врачу, – сиплым от страха голосом сказала Геля. – Я наложила шину, но это временная мера. Рука может неправильно срастись. Кроме того, если все-таки попала инфекция, он может серьезно заболеть. И даже умереть.
– Можно, я до Василь Савельича пойду? – захныкал Шкряба. – Или хоть до фельшерицы, в Орловскую?
– Не ори, вытри сопли. До свадьбы заживет. Ишь, чего захотел, дохтура ему! Тоже королевич выискался! – прикрикнула старуха. Повернулась к Геле и насмешливо проговорила: – Рука отсохнет – так больше подавать будут. А и помрет – невелика трата.
Постукивая клюкой, подошла ближе, так, что девочка смогла рассмотреть – старуха самая обыкновенная, просто высокая, толстая и ужасно грязная. Выпученные круглые глаза оказались всего лишь
