– Леля? Какой сюрприз! Рад, рад – Василий Савельевич пожал Ливановой руку, а Гелю обнял за плечи. – Но дочь-то наша какова! Все до одного экзамены на отлично, а? И не надо на меня так смотреть! Да, я горд своей умницей!
Аглая Тихоновна, однако, оказалась гораздо проницательнее:
– Леля, что случилось? Почему ты здесь?
Геля съежилась и мысленно застонала. Ой, что сейчас будет!
– Боюсь, новости у меня неважные, – с сожалением сказала Ливанова, – вам лучше присесть и выслушать меня.
– В чем дело? Поля провалила экзамен? – Василий Савельевич пытливо заглянул дочери в лицо. – Что ж, действительно, неважная новость. Но, как говорят, и конь о четырех ногах спотыкается. Это от нервов, голубчик, я знаю, что ты готовилась. Ничего, осенью пойдешь на переэкзаменовку…
– Базиль, пожалуйста, дай Леле сказать, – попросила Аглая Тихоновна.
И Леля сказала. То есть Ольга Афиногеновна рассказала о безобразном происшествии.
Геле хотелось провалиться сквозь землю, но поскольку о таком счастье оставалось только мечтать, она просто закрыла глаза.
Когда в столовой воцарилась убийственная тишина, Геля вспомнила о том, что следует вести себя достойно. Глаза пришлось открыть.
Выражение лиц присутствующих кардинальным образом изменилось.
Аннушка, занявшая свой любимый стратегический пост – у двери на кухню, озабоченно хмурилась. Аглая Тихоновна смотрела на дочь с жалостью. А вот Василий Савельевич был попросту ужасен. Ах, не зря Геля его так боялась!
– Украла?! Моя дочь – воровка?! – прогремел он, и Геля, втянув голову в плечи, подумала, что явно поторопилась открывать глаза.
– Это неслыханно! Нес-лы-хан-но!!! – продолжал бушевать доктор. – Убирайся с глаз моих долой! Мне на тебя смотреть противно!!!
Геля, сжавшись, как перепуганный заяц, метнулась к выходу.
– Поля, сядь, – остановила ее Ольга Афиногеновна. – А вам, Василий Савельевич, должно быть стыдно.
– Вы абсолютно правы, аб-со-лют-но! – ядовито согласился доктор. – Мне стыдно. Я за всю свою жизнь ни разу не взял ни одной чужой копейки, нитки чужой не взял! Но я вырастил дочь-воровку!!! И как мне теперь смотреть приличным людям в глаза?! – и рыкнул как лев в саванне: – Да, мне стыдно!
Аннушка бросилась к Геле и порывисто обняла ее:
– Да уж там, где вы бываете, приличных людей днем с огнем не сыщешь! Со всяким, стесняюсь сказать, ворьем шалдохаетесь, а на родного ребенка всех собак спустили, не разобравшись! То-то верно Ольга Афиногеновна говорит – стыдно вам должно быть, Василь Савельич.
– Анна Ивановна! Я попрошу вас не вмешиваться! – гаркнул доктор.
– Да хоть от места отказывайте, я молчать не стану!
– Вы не можете сравнивать, это другое дело, – доктор заметался по комнате, как тигр в клетке. – Люди воруют от голода, от безысходности, оставшись без работы… Но ведь сами понимаете – развращает человека воровская жизнь, легкие деньги, вот он и втягивается, и уж не вытащишь из этого болота… Но моя дочь никогда ни в чем не знала нужды! Это мерзость! Это безнравственно! Стащила, как сорока, какую-то побрякушку!
Нет, пожалуй, Геля никогда не сможет вести себя достойно и сдержанно. От последнего вопля Василия Савельевича она вжалась в Аннушкино плечо и заревела. Горько, громко, до икоты.
– Ничего. Пусть поплачет. Пусть, – Василий Савельевич продолжал метаться по столовой, но голос его звучал уже не столь уверенно.
Аннушка, бросая сердитые взгляды на доктора, отвела девочку к дивану. Аглая Тихоновна принесла стакан воды. Но Геля никак не могла успокоиться – руки дрожали, зубы выбивали дробь по кромке стакана.
– Тебе не кажется, Базиль, что резкая смена тактики в таком деле, как воспитание ребенка, может только навредить? – произнесла Аглая Тихоновна.
Геля икнула и перестала плакать. От изумления. Она и подумать не могла, что голос прапрабабушки может звучать так резко.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду? – доктор остановился и озадаченно посмотрел на жену.
– Двенадцать лет ты был примерным отцом. Добрым. Умным. Справедливым. А теперь вдруг превратился в тупого, жестокого тирана. Ты еще розги возьми. Или ремень.
– Туше, – тихо сказала Ливанова.
– А что вы все на меня напустились? – возмутился Василий Савельевич. – Это я, что ли, украл эту… заколку… булавку… да черт с ней совсем!
– Давайте сядем и во всем спокойно разберемся, – предложила Ольга Афиногеновна.
– В чем тут разбираться? Все ясно! – снова вспылил доктор. – Булавка… Заколка… Да чтоб ее! Была в кармане у моей дочери! Как вы это объясните?
– Случайность, – подсказала Ливанова.
– Случайность?! – Василий Савельевич сардонически расхохотался. – Ну, знаете ли…
– Я подумала над тем, что сказала Поля, – бесстрастно продолжила Ливанова. – В руках у Мелании Афанасьевны был пакет с кучей мелких безделушек. Разорванный пакет – и это как раз, несомненно, Полина вина. Девочка слишком порывиста и несдержанна, налетела на Павловскую, едва не сбила с ног.
– К чему вы клоните? – Доктор, наконец, сел.
– Вы плохо меня слушали, Базиль. Когда Поля собрала рассыпанные безделушки и сложила обратно в пакет, мадам Павловская, всегда отличавшаяся излишней сентиментальностью, обняла ее. Коробочка могла завалиться Поле в карман. Случайно. И вот вам результат – водевиль. Комедия положений. Много шума из ничего.
– Ерунда какая-то, – проворчал доктор.
– Именно. Ерунда. Глаша права – вы ведь были не таким уж плохим отцом. Так попробуйте поговорить с Полей сами. – Ливанова едва заметно усмехнулась и уточнила: – Не орать, как расходившийся купчина в кабаке, а спокойно поговорить.
– «Не таким уж плохим»? – Доктор хмыкнул. – Если мне не изменяет память, Аглаша сказала – «примерным». Да-с. Поля, голубчик, – обратился он к дочери, и та инстинктивно зажмурилась и вжалась в спинку дивана. – Да-с… Похоже, наломал я дров. – Он подтащил свой стул поближе к дивану, сел и взял девочку за руки. – Послушай… Я, пожалуй, погорячился… И мне, должно быть, следует…
– Не надо, не извиняйся, – быстро сказала Геля, и доктор с облегчением вздохнул.
– Так что ты скажешь об этом… инциденте? – осторожно поинтересовался он.
– Я вела себя недостойно, – начала Геля, и доктор снова напрягся. – То есть орала. И ругалась. И плакала…
Доктор выдохнул, пробормотал «ну-ну!» – и она продолжила:
– Потому что мне было ужасно обидно, понимаешь? А что касается булавки – она нашлась в моем кармане. Но как она туда попала – я не знаю. Честное-пречестное слово, я ее не воровала!
– Не знаешь? Или не помнишь? – Доктор остро взглянул на нее.
– Не знаю… – нерешительно ответила Геля.
– Так-так… Возможно, дело не в случайности… Все гораздо хуже. – Василий Савельевич вскочил и стал нарезать круги по комнате. – Избыточное нервное напряжение негативно сказалось на состоянии твоей психики… Экзамены… Недостаток сна… Ты переутомилась… Ах, зачем я послушал Гильденштерна…
– Вы что же, подозреваете, что Поля страдает клептоманией? – прищурилась Ливанова.
– Это вполне вероятно… Последствия травмы могут сказаться позднее, и…
– У вас дома пропадают серебряные ложечки? – перебила доктора Ольга Афиногеновна.
– Нет, но…
