белые облака увидел лишь неясные очертания равнины. Однако он долго еще сидел на скале, глядя на утреннюю зарю. И, как когда-то, ветер, прилетевший с долины, шептал ему: «Сусаноо! Что ты все ищешь? Иди за мной! Иди за мной, Сусаноо!»
Наконец он поднялся и стал медленно спускаться с горы, в неведомую страну.
Меж тем утренний жар спал и начал накрапывать дождь. На Сусаноо было лишь одно кимоно. Ожерелье и меч, конечно, отобрали. Дождь яростно обрушился на изгнанника. Ветер дул в бока, мокрый подол кимоно хлестал по голым ногам. Стиснув зубы, он шел, не поднимая головы.
Под ногами были лишь тяжелые камни. Черные облака закрывали горы и долины. Страшный вой то приближался, то удалялся,— не то рев бури, доносившийся сквозь облака, не то шум горной реки. А в душе его еще яростнее бушевал тоскливый гнев.
Вскоре камни под ногами сменились влажным мхом. Мох перешел в глухие заросли папоротника, за ним рос высокий бамбук. Незаметно для себя Сусаноо очутился в лесу, заполнившем утробу горы.
Лес неохотно давал ему дорогу. Ураган продолжал бушевать, ветви елей и тсуга[141] надсадно шумели в вышине, разгоняя черные тучи. Раздвигая бамбук руками, он упорно спускался вниз. Бамбук, смыкаясь над его головой, непрерывно хлестал его своими мокрыми листьями. Лес, словно ожил, мешая ему двигаться вперед.
А Сусаноо все шел и шел. В душе его кипел гнев, но беснующийся лес пробуждал в нем какую-то буйную радость. И, раздвигая грудью травы и лианы, он испускал громкие крики, словно отвечая ревущей буре.
К вечеру его безоглядное продвижение преградила горная река. На другом берегу бурлящего потока высилась отвесная скала. Он пошел вдоль потока и вскоре в брызгах воды и струях дождя увидел тонкий висячий мост из веток глицинии, перекинутый на другой берег. В отвесной скале, куда вел мост, виднелось несколько больших пещер, из которых струился дым очагов. Он без колебания перебрался по висячему мосту на другой берег и заглянул в одну из пещер. У очага сидели две женщины. В свете огня они казались окрашенными в красные тона. Одна была старухой, похожей на обезьяну. Другая выглядела еще молодой. Увидев его, они разом вскрикнули и бросились в глубь пещеры. Сусаноо, мгновенно убедившись, что в пещере нет мужчин, смело вошел в нее и легко повалил старуху, прижав ее коленом к земле.
Молодая женщина быстро схватила со стены нож и хотела пырнуть в грудь Сусаноо, но он выбил нож из ее руки. Тогда она выхватила меч и снова накинулась на Сусаноо. Но меч в тот же миг звякнул о каменный пол. Сусаноо поднял его, сунул лезвие меж зубов и тут же сломал пополам. Затем с холодной усмешкой взглянул на женщину, словно вызывая на бой.
Женщина схватила было топор и собиралась в третий раз напасть на него, но, увидев, как легко он сломал меч, отбросила топор и повалилась на пол, моля о пощаде.
— Я хочу есть. Приготовь еду,— сказал он, отпустив на свободу старуху, похожую на обезьяну. Потом подошел к очагу и спокойно сел там, скрестив ноги. Обе женщины принялись молча готовить еду.
Пещера была просторной. На стенах висело разное оружие, и все оно блестело в свете очага. Пол был застлан шкурами оленей и медведей. И над всем этим витал какой-то приятный сладковатый аромат.
Тем временем еда поспела. На блюдах и плошках перед ним громоздились горы мяса диких животных, рыба, плоды лесных деревьев, сушеные моллюски. Молодая женщина принесла кувшин сакэ и присела у очага, чтобы налить ему. Теперь, вблизи, он рассмотрел ее: женщина была миловидной, белокожей, с густыми волосами.
Он ел и пил, словно зверь. Блюда и плошки быстро опустели. Она улыбалась, словно ребенок, глядя, как он поглощает еду. Нельзя было и подумать, что это та самая свирепая женщина, которая хотела вонзить в него меч.
Закончив есть, он широко зевнул и сказал:
—Так, живот я набил. Теперь дай мне что-нибудь из одежды.
Женщина принесла из глубины пещеры шелковое кимоно. Такого изящного кимоно с тканым рисунком Сусаноо еще никогда не видел. Переодевшись, он одним рывком схватил со стены массивный меч, сунул его за пояс с левой стороны и снова уселся у очага, скрестив ноги.
— Не угодно ли еще что-нибудь? — нерешительно спросила женщина, приблизившись к нему.
— Я жду хозяина.
— Вот как! А зачем?
— Хочу с ним сразиться, чтобы не говорили, будто я напугал женщин и стащил все это.
Убирая пряди волос со лба, женщина весело рассмеялась.
— Тогда вам незачем ждать. Я — хозяйка этой пещеры.
Сусаноо от неожиданности вытаращил глаза.
— Ни одного мужчины здесь нет?
— Ни одного.
— А в соседних пещерах?
— Там по двое, по трое живут мои младшие сестры.
Он мрачно тряхнул головой. Свет очага, звериные шкуры на полу, мечи на стенах — уж не наваждение ли все это? А молодая женщина? Сверкающее ожерелье, меч за поясом,— может быть, это Горная дева, укрывшаяся от людей в пещере? Но как прекрасно после долгих блужданий по бушующему лесу оказаться в теплой пещере, где не подстерегают никакие опасности!
— Много ли у тебя сестер?
— Пятнадцать. Кормилица пошла за ними. Скоро придут.
Гм! Когда же это исчезла старуха, похожая на обезьяну?
Сусаноо сидел, обхватив колени руками, рассеянно прислушиваясь к завыванию бури за стенами пещеры. Подкинув дров в очаг, женщина сказала:
— Меня зовут Окэцу-химэ[142]. А вас как?
— Сусаноо,— ответил он.
Окэцу-химэ удивленно подняла глаза и еще раз оглядела этого грубоватого юношу. Его имя явно пришлось ей по вкусу.
— Так вы жили там, за горами, в Стране Высокого неба?
Он молча кивнул.
— Говорят, славное место.
При этих словах в глазах его снова загорелся утихший было гнев.
— Страна Высокого неба? Да, это место, где мыши сильнее вепрей.
Окэцу-химэ усмехнулась. В свете очага ярко блеснули ее красивые зубы.
— А как называется эта страна? — холодно спросил он, чтобы сменить тему разговора.
Она не ответила, пристально глядя на его мощные плечи. Он раздраженно повел бровями и повторил свой вопрос. Окэцу-химэ, словно опомнившись, с игривой усмешкой в глазах сказала:
— Эта страна? Это — место, где вепри сильнее мышей.
Тут у входа послышался шум, и пятнадцать молодых женщин не спеша вошли в пещеру, словно им не пришлось идти сквозь бурю. Все они были краснощекие, с высоко подвязанными черными волосами. Обменявшись дружескими приветствиями с Окэцу-химэ, они бесцеремонно уселись вокруг растерявшегося Сусаноо. Яркие ожерелья, блеск серег в ушах, шелест одежды — все это заполнило пещеру, и сразу стало
